— Все, — оборвал его карлик. — Я буду делать, как скажешь.
— Ну, наконец-то. — Рорих уже начал раздражаться от этого бессмысленного спора на жаре. Трудно быть терпеливым педагогом для отсталого по рамкам цивилизованного развития, но сильного, ловкого и бесстрашного по своей внутренней сути мутанта. Его родина — планета Везелвул, покрытая радиоактивными и токсичными отходами — не самое лучшее место во Вселенной для того, чтобы ее обитатели постигали культуру межпланетного общения, ибо главным аргументом на той свалке было не слово, а нож. Именно поэтому Ваби испытывал определенные трудности в общении и не имел никаких проблем в драке.
Эрни очень хорошо знал это. И был терпелив с Ваби. Маленький мутант не раз спасал его жизнь на Везелвуле, а Рорих никогда не забывал подобных вещей. Сейчас он разогнулся и собирался было махнуть рукой топтавшемуся неподалеку ганианцу — хозяину грязно-желтой машины, которую Эрни высмотрел несколько минут назад, но его внимание внезапно отвлек тот самый нищий, который, неподвижно застыв, сидел на нижней ступени ободранной лестницы.
В первый момент в здоровом глазу Рориха мелькнуло безграничное удивление, затем появился и тут же исчез огонек страха… и лишь потом он удивленно сощурился, будто не зная, верить тому, что он видит, или же нет?
— Вадим?! — не очень уверенно произнес он на интеранглийском. — Полуэктов?!
Трудно описать перемену, произошедшую в облике нищего, который минуту назад безучастно сидел на ступенях. Несчастному попрошайке уже нечего было ожидать в жизни, он съежился, сник, представляя собой обломки существа, которое когда-то именовалось человеком, но сейчас…
Нищий вздрогнул, встрепенулся, будто произнесенное вслух имя хлестнуло по нему ударом бича. Его позвоночник выгнулся, он слепо поворачивал голову, одновременно пытаясь шарить руками по горячим ступеням лестницы. При этом его растрескавшиеся пересохшие губы прошептали:
— Эрни… дружище… я не ослышался…
Рорих сделал нетерпеливый жест Ваби — отстань на минуту, затем шагнул вперед и присел на корточки, заглянув в изуродованное, лишенное глаз лицо.
Гримаса страдания исказила черты Эрни Рориха. Живая половина лица побледнела, став неотличимой от скверной пеноплоти, и соединяющий их шрам почти исчез.
Крохотная видеокамера за правым искусственным глазом с тонким визгом поворачивалась из стороны в сторону.
БЕЗ СОМНЕНИЯ, ЭТО БЫЛ ОН, СЕРЖАНТ ВАДИМ ПОЛУЭКТОВ…
— Вадим… — Эрни удивлялся редко, но сейчас он был потрясен. — Дьяволы Элио! Мы ведь думали… думали, что ты мертв!
Нищий, хоть и ориентировался по голосу, но совсем не так уверенно, как это делает опытный слепец, — его рука несколько секунд шарила в воздухе, потом наткнулась на лицо Рориха, пальцы задрожали, остановились на миг, а потом медленно скользнули по рельефу лицевых мышц, вернее того, что от них осталось, — он безошибочно угадал пеноплоть по ее бархатистому холоду, на миг коснулся линзы неживого глаза, потом отнял дрожащую руку от лица Эрни…
В горле Рориха стоял сухой непроглатываемый ком. Решение пришло мгновенно.
— Давай, Вадим, поднимайся. — Рорих наклонился к нищему, собираясь помочь ему подняться, но тот, улучив момент, вдруг шепнул ему на ухо, совершенно иным, уже абсолютно не дрожащим голосом.
— Эрни, дружище, я рад, но не надо поднимать шум. Давай встретимся вечером, после захода солнца. Скажи, где — я приду.
Перемена в голосе Вадима была столь разительна, что Рорих на секунду опешил.
Внимательно посмотрев на потерянного много лет назад друга, он так же тихо, но внятно ответил:
— Я понял. Ты видишь?
Вадим едва заметно пожал плечами.
— На углу, вон за тем сараем с вывеской «Бар». Я подъеду на машине ближе к полуночи.
Дождавшись утвердительного кивка, он выпрямился.
— Эй, Ваби! Поехали.
* * *
Вечер подкрался тихо, незаметно.
Звезда Халиф мутной, кровавой каплей стекла за горизонт, и окрестности космопорта погрузились в густеющие сумерки.
Нищие, отсидевшие день на раскаленных ступенях, сдав положенную мзду, медленно разбредались кто куда.
Последним с паперти ушел тот слепец, с которым разговаривал Эрни Рорих.
Космопорт Ганио за столетия эксплуатации сильно видоизменился. Бетонный забор, окружавший некогда автоматизированные склады, растрескался под лучами беспощадного Халифа, местами и вовсе рассыпавшись в щебень. Остатки ограждения торчали из песка, как сломанные зубы.
Нищий в грязной, замызганной одежде неуверенной походкой брел вдоль останков бетонного ограждения, прощупывая пространство перед собой обломком трости.
Вот в заборе обнаружился первый провал, и он свернул в него, споткнувшись о выпирающую из песка груду бетона.
Разгрузочные терминалы высились вокруг мрачными прямоугольными коробками. Гонимый ветром песок, шурша, облизывал их стены. Где-то скрипел оторванный лист облицовки. Редкие фонари между зданиями давали лишь иллюзию света, и основная часть посадочных полей оставалась погруженной во мрак.
Жизнь ганианского космического порта протекала очень своеобразно. Днем здесь совершали взлеты и посадки в основном пассажирские челноки, а транспортные корабли грузились и разгружались ночью. Для такого режима было несколько причин, но главная из них заключалась в том, что автоматика порта без надлежащего ухода давным-давно пришла в полнейший упадок, превратившись в горы раскиданного по периметру ржавого железа, и львиную долю работ приходилось производить вручную.
Разгружать корабли под немилосердными лучами Халифа было делом немыслимым. Приходилось ждать сумерек, когда диск яростной звезды скатывался за горизонт.
Вот и сейчас, с наступлением прохладной темноты, здесь в разных местах начали оживать снующие туда-сюда тени, бледными пятнами вспыхивали бортовые прожекторы транспортных судов, освещая площадки, на которых работали люди, из темноты раздавались крики команд и невнятная брань, изредка к освещенным площадкам подъезжали машины.
Нищий брел среди этих островков ночной жизни порта, привычно постукивая по растрескавшемуся стеклобетону обломком трости. Время от времени он сворачивал, ориентируясь на голоса, подходил к громадным кораблям, подле которых суетились люди, и останавливался, выпрашивая еду.
Как правило, его гнали прочь, но иногда бедняге удавалось перехватить кое-что, и тогда он подолгу стоял на границе света и тьмы, медленно пережевывая подачку…
Рабочие на площадках в основном были инопланетниками. Коренные ганианцы среди них встречались крайне редко. Жители планеты, кичливо выставлявшие себя воинами, не могли унижаться работой.
— Эй, ну-ка, посторонись!
Нищий, к которому был обращен окрик, повернулся на голос.
— Я сказал, прочь отсюда! — на этот раз слова охранника были подкреплены ощутимым пинком.
