И я отправился домой: писать отчет и готовиться к новым учебно-трудовым подвигам.
Послушник
Бесконечная дорога по едва проходимому, заледенелому тракту. Он останавливался на постоялых дворах и ехал дальше. Угрюмое лицо со шрамом, меховой полушубок с нашитым на него крестом — все это вызывало должный эффект. На территории королевства и в сопредельных княжествах братьев-воинов кормили на всех постоялых дворах бесплатно. Вряд ли в чью-то голову пришла бы идея заподозрить брата-воина хоть в чем-то, хотя бы просто спросить, куда он путь держит. Даже банда каких-то оборванцев, едва увидев облачение брата-воина, тут же поспешно удалилась в лес. Все знали: сильнее Ордена нет никого, и если до этого они были обычными преступниками, то после ограбления или — не приведи Спаситель! — убийства брата-воина они станут загнанными в капкан зверями.
Он ехал один. Лишь однажды на тракте к нему присоединились еще трое таких же братьев Ордена. Они какое-то время молча ехали вместе, не считая нужным расспрашивать друг друга куда и зачем. Затем их пути разошлись. И он снова ехал в одиночестве по заваленному снегом, скользкому тракту.
Как-то в дороге его лошадь пала. Это было ночью. На небе не было ни звезд, ни луны, шел снег, дул холодный ветер. К счастью, в седельной сумке нашлась пара факелов. С левого края начинался лес, выли волки, то и дело мелькали бусинки холодных огоньков. Брат-воин зажег факел и, ориентируясь на далекий свет ближайшего людского жилья, пошел по тракту. Волки следовали за ним. Брат-воин вынул свой короткий меч и так и шел — в одной руке факел, а в другой обнаженная сталь. Волки следовали за ним, но не приближались. Особенно когда брат-воин выкрикнул фразу на древнем языке, который могли слышать даже прародители голодной стаи.
Жильем оказалась крепость, последний приграничный город перед княжеством Савал. В нем был дом Ордена, где и остановился брат-воин, как и должно по уставу. Он лишь сказал: «По благословению и слову Святейшего», — и у него не стали спрашивать ни подорожной, ни каких-либо еще подтверждений. Все знали, какая участь может ждать самозванца, ей ужаснулся бы даже еретик, обреченный на долгие пытки.
Брат-воин двигался напрямик, и слухи о сожженной обители еще не достигли границ. Путь лежал в Савал, хотя он не знал, что ему там понадобилось. Дело было сделано. Лучше уехать как можно дальше на запад, в Нардан или даже Телсаву, там влияние Ордена еще слишком мало.
Надо убираться из Менгера. Старые монастыри горят часто, но слишком многие знали, куда он едет. Если решат, что он погиб в огне, — хорошо. Но если кто-то встретит его живым, то вопросов не миновать. Тем более что вся эта земля пропитана злом, и он стал злом, убив вместе с одним мерзавцем столько совершенно невиновных людей.
Путь до границы Савала лежал через лес. Это было всего одно поприще, но его все-таки надо было преодолеть. Дальше, как ему объяснили, должен быть мост, а за ним уже начинались земли княжества.
Он отправился в путь ранним утром. Верхом — ему дали нового коня. Из-за туч выглянуло солнышко, когда воин въехал на узкую тропу, ведущую в густой лес. Ветви деревьев создавали что-то наподобие свода, через которой едва проникал солнечный свет. Копыта коня утопали в снегу, но ехать, хотя и медленно, все-таки было можно.
Где-то через час спокойной езды в отдалении раздался одинокий вой. За годы странствий воин научился отличать зов волков. Этот, несмотря на голодную пору, не был зовом голода, впрочем, он и не звал своих родичей. Хотя чего хотел волк, брат-воин так и не понял, но в зове были какие-то знакомые нотки. Он улыбнулся. Ему почему-то захотелось ответить волку. Это было рискованно: на вой чужака могла сбежаться голодная стая, а здесь от волков не оторвешься. Но непреодолимое желание взыграло в крови, и чувства взяли вверх над разумом.
Брат-воин завыл.
Он ехал и выл. Правда, вскоре, боясь охрипнуть на морозном воздухе, замолчал и какое-то время ехал в тишине. До той поры, пока ему навстречу не вышел огромный седой волк. То, что волк был именно сед, а не сер, брат-воин понял сразу, хотя не мог объяснить почему. На него смотрели пронзительные желто-карие глаза, человечьи глаза. Волк остановился за прыжок до коня, открыл пасть, и из нее вырвалась струйка пара.
— Звал? — поинтересовался волк.
Всадник вздрогнул. Не потому, что волк заговорил на человеческом языке, а потому, что вопрос прозвучал на языке Первых.
— Не знаю, — пожал плечами брат-воин.
— Звал, звал, — сказал волк, — ты звал меня очень давно, но не все тропы через лес ведут ко мне домой.
— С чего ты взял?
— Ты будущий Посланник. Разве Одэнер не говорил тебе об этом?
— Это было давно, и он сказал лишь, что я могу им стать.
— Ты бессмертный, ступивший на путь людей, ты Светлый, вступивший на путь Тени. Месть — это всегда Тень. Только месть оправданная. У тебя был повод мстить. Ты не делал напрасное зло, ты просто не думал о последствиях своей мести.
— Не думал, — согласился брат-воин.
— Значит, ты ступил на путь Тени. Если жажда крови затмевает милосердие, это Тень. Тень, Тень...
Слова шипели на морозном воздухе. Но голос был не рычащим, обычный человеческий голос, только язык — Первых.
— И что ты мне предлагаешь?
— Учиться, Шай-Ама. Видишь, я даже знаю, кто ты.
— А ты сам-то кто?
— Зови меня просто Волк.
— Ты Первый?
— Нет.
— Тогда кто ты? Слуга Бездны, Тени, Знания, Света?
— Нет, я не то, не другое, не третье... И даже не десятое. Я Волк. Пойдем со мной, Шай-Ама. Будешь моим послушником?
— А чему ты меня можешь научить?
— Тому, что знаю сам. Но прежде я научу тебя думать. Думать даже тогда, когда твой разум затуманен жаждой крови. Идем.
Они пошли. Волк медленно брел впереди, за ним пробирался конь, на редкость спокойный, будто и не было рядом большого страшного зверя.
Постепенно снега стало гораздо меньше. Вот уже они брели по обычной, чуть промерзшей дороге.
— Разве эта дорога не ведет в Савал?
— Эта нет. Здесь я прокладываю дорогу. Я же сказал, мы идем ко мне домой.
— А где твой дом?
— Мой дом там, где я живу, — уклончиво ответил Волк.
Лес сначала стал осенним, голым, но без снега, а затем как-то незаметно зазеленел. Брат-воин убрал в седельную сумку свой меховой полушубок, оставшись в длинном шерстяном одеянии все с тем же белым крестом. Ветви деревьев раздвигались, грело солнышко. Стали петь птицы.
— Мы что, попали в другой мир?
— Для меня нет понятия миров. Я хожу там, где сам пожелаю.
— Но ведь в смертной плоти нельзя путешествовать из мира в мир. И потом, где Дорога?
