И, самое главное, почему он это делает?
Пройдя в кабинет, я аккуратно прикрыл за собой дверь, отсекая громкую трель телефонного звонка, сбивчивый голосок Маринки, спокойный взгляд святой матери да и вообще весь мир. И будто бы давно уже дожидаясь этого, шеф тотчас же заговорил:
— Трудно, Алексей, — негромко проговорил бессменный командир десятков и сотен бесшабашных парней, ежедневно отправляющихся рисковать жизнью по его приказу. — Это так трудно — бороться со всем миром, год за годом сражаться в несуществующей и необъявленной войне, нести дарованную тебе свыше ношу…
Голос шефа упал до едва слышимого шепота. — Но во много раз труднее бороться с самим собой… Я молча переступил с ноги на ногу.
— Тридцать лет, Алексей. Я отдал бы все, что угодно, чтобы все эти тридцать лет оказались сном. Просто дурным сном, который забудется, едва откроешь глаза… — Шеф поднял руку и медленно провел рукой по стеклу, словно стирая с его поверхности прошедшие годы. — Как бы мне хотелось вернуться в старый мир…
Я молчал. Сказать тут было нечего.
Старый мир. Я не видел его. Родившись уже после того, как окончательно разочаровавшийся в своем творении Господь обрушил на утонувшее в грехах человечество свой Божественный гнев, я его не представлял. А то немногое, что знал о прежних временах, было почерпнуто мною из одинаково унылых воспоминаний стариков или из книг.
Старый мир. Хотел бы я вернуть его? Хотел бы я жить так, как жили люди до Гнева?
Смешной вопрос.
Старый мир… Кем бы я был в нем? Что бы я делал, если бы не было беспощадно ударившего по человечеству незримого молота Божественного гнева? Скорее всего, посещал какой-нибудь университет, бегал вечерами на танцы, читал в газетах о бесконечно тлеющих где-то далеко-далеко военных конфликтах или о полете человека на Марс. И наверное, думал бы, что жизнь прекрасна, а по-другому быть и не может.
Но все сложилось совсем иначе. И ныне вместо книг и учебников я ношу с собой меч, когда ложусь спать, прячу под подушку заряженный серебром пистолет, а руки мои по локоть в крови.
Я молчал.
— Завтра в восемь, — еще раз погладив стекло, сказал шеф.
— Что?..
— Завтра в восемь зайдешь к нашим костоправам.
«Динь-дон, — тревожно звякнул невидимый колокольчик, намекая на грядущие неприятности. — Динь-дон!»
— Зачем?
— На медосмотр. — Дмитрий Анатольевич с заметным усилием отвел взгляд от спрятанного за стеклом оружия и медленно повернулся ко мне: — Всего лишь на медосмотр.
— Не думаю, что в этом есть необходимость, — осторожно заметил я.
— Есть, Алексей… Церкви нужен полный отчет о твоем здоровье. Особенно о здоровье душевном. Все. Я влип. По самые уши.
— С каких это пор церковь интересуется здоровьем чистильщиков?
— С тех самых, как речь зашла о судьбе всего человечества.
— Я не пойду.
— Пойдешь, Суханов. Пойдешь. У тебя просто нет другого выхода. — Шеф медленно покачал головой. — Алексей, ты разве не понял, для чего здесь были те двое обезьян в форме?.. Да если б не Мать Евфросиния, сейчас ты бы уже ехал в гости к инквизиторам. В наручниках и под конвоем. Так что не дергайся и исполняй приказы. В конце концов это всего лишь медосмотр и ничего более. К вечеру уже будешь свободен.
— Нет, — если шеф и заметил, что я машинально потянулся к пистолету, то и глазом не моргнул.
— Да, Суханов. Да. Завтра в восемь ты придешь в Управление, чтобы пройти глубокое ментосканирование и проверку на теосовресторе.
Что?.. Я сначала даже не поверил своим ушам. Теосоврестор?.. Да кем они меня считают? Митрополитом, что ли? Или уж сразу патриархом? Только они в обязательном порядке проходят проверки на теосовместимость перед принятием сана. С чего это обыкновенному чистильщику такая честь?
У нас в Управлении даже прибора такого нет. У церковников есть. У инквизиторов есть. А у нас — нет. Не было нужды.
— Алексей. На всякий случай… Сдай, пожалуйста, оружие. Сейчас.
Вновь, как и не раз до этого, мы с шефом уставились друг другу в глаза. И на этот раз победа осталась за ним. Решающая, можно сказать, победа, знаменующая окончание нашей с ним войны.
Медленно я расстегнул сверкающую начищенной медью пряжку. Тяжело брякнула о пол кобура вместе с вложенным в нее пистолетом. Следом толстой кожаной змеей сполз пояс чистильщика.
— Довольны, Дмитрий Анатольевич?
— Завтра в восемь, Алексей. И чтоб никаких задержек или отговорок. Ты меня понял?
— Вполне.
Чувствуя себя без оружия все равно что голым, я резко повернулся и вышел из комнаты. Была мысль хлопнуть напоследок дверью, но я ее отбросил. Ребячество это. И все равно ведь не поможет.
* * *
Собственно говоря, можно было уже считать себя безработным. Сомнительно, чтобы при глубоком ментосканировании мои сны как-то ускользнули от врачей. И уж тем более их не мог пропустить теосоврестор.
Так что можно было потихоньку складывать чемодан и придумывать себе новое занятие. Или, если принять во внимание намеки на приближающийся второй День Гнева, просто проводить остаток времени, предаваясь лени и праздности. А на медосмотр можно было уже и не ходить.
Тем не менее за пять минут до назначенного срока я уже был на месте. Ждал, прислонившись к стене под остекленевшими глазами знакомых мне уже бугаев от армии. И где только таких берут? Морды тупые. Плечи саженные. Шея толще, чем мое туловище. Встреть я таких за городом — подумал бы, что появилась новая порода нечисти.
— Ты уже здесь? — Приоткрыв дверь, из кабинета выглянул незнакомый мне усатый человек в белом халате. Чуть заметно улыбнулся. Подмигнул: — Ну заходи. Будь как дома.
Мысленно пожелав шутнику всяческих жизненных благ, я тем не менее постарался согнать с лица все чувства, кроме спокойной скуки. И шагнул вперед, безропотно представ перед жаждущими взорами вооруженных своими блестящими железками костоправов.
Ни одного знакомого лица. Все врачи не наши. В смысле не из Управления. Скорее всего, армейские спецы. Или церковные — у них там тоже медицина на уровне.
«Спасающие души да не побрезгуют спасением плоти».
Дурацкий девиз, по-моему.
Кроме белых халатов здесь же присутствовали почти все мои вчерашние друзья: майор, старички-церковники, Хабибуллин и Пащенко. Матери Ефросиний не было… Не знаю, возможно, это и к лучшему.
Зато присутствовал мой достославный начальник. Проходя мимо него, я не удержался от некоторого хулиганства. Поднял приветственно руку и негромко пробормотал:
— Аве, шеф, идущие на смерть приветствуют тебя…
