И прозвучавший через секунду ответ стал еще одним подтверждением этой избитой истины:
— То, что вы, смертные, понимаете под Светом и Тьмой, — всего лишь камни на вашем пути. Их можно обойти, перешагнуть, перепрыгнуть. Можно наступить, споткнуться, упасть. Можно где-то срезать часть пути или, наоборот, заблудиться. Но не важно, по камням какого цвета ты ступаешь. Цель все равно неизменна.
Я проглотил неожиданно вязкую слюну и спросил:
— Какая цель?
Улыбка на лице Уриила была… ангельской.
— Нет предопределенного будущего. Даже Господь не может сказать, к чему ты придешь и каким станешь. Он только может наставить человека на правильный путь. Но идти по нему каждый должен сам, не оглядываясь на советы других и не обращая внимания на летящие вслед камни. Тогда, и только тогда, может быть, он станет свободным — и тем самым еще на один день отсрочит надвигающийся конец мира… Ведь даже через Тьму можно найти дорогу к Свету.
В спустившейся тишине громко и презрительно фыркнул демон.
— Уси-пуси… Ты, крылатый, даже сейчас без проповедей обойтись не можешь. Тьфу!.. — Аваддон скривился, будто надкусил лимон. — Ну ладно, вы тут секретничайте, если так нравится. А я, пожалуй, пойду. — Под холодным взглядом Уриила демон небрежно ухмыльнулся. — Работа, знаете ли, не ждет. В этом мире еще столько душ нуждаются в моем внимании…
Ухмыляющаяся морда демона исчезла во взвихрившемся черном тумане. Не знаю кому как, а мне после его ухода сразу стало легче. Словно свалился с плеч старый, ставший уже привычным груз. И ощущение чужого взгляда, практически непрестанно сопровождающее меня в последние дни, тоже пропало.
На подставленную ладонь — левую, правой я еще долго не смогу пользоваться — упала тяжелая дождевая капля. Я поднял голову и тут же получил еще одну — прямо в лоб. Повисшая над нами ватная туча, кажется, собиралась разродиться хорошеньким дождем. Быстро холодало.
Погода спешно выравнивала пошатнувшееся равновесие.
— Отдать ему должное, демон прав. — Уриил поморщился, словно сам факт того, что его извечный враг может оказаться в чем-то правым, его раздражал. — Мне тоже пора. Прощайте, смертные. Идите домой.
Распахнув крылья, ангел медленно воспарил в небо. Красиво… Словно большая белая птица, ровными кругами поднимающаяся все выше и выше. Клубящиеся в вышине тучи расступились, давая ему проход. На мгновение мне померещилось, что там, в небесах, блеснули далекие звезды. Потом все исчезло. Остался только дождь.
С волос под ворот, пропитывая рубашку и охлаждая разгоряченное тело, стекали струйки воды. Молчаливые улицы старого города затянула сплошная пелена ливня. Бесчисленные капли барабанили по асфальту. Кое-где уже появились первые лужи. В одну из них я забросил свой пистолет.
Дождь омывал редкие уцелевшие стекла, сквозь прорехи крыш проникал в пыльные комнаты и коридоры, каплями оседал на старых, облупившихся стенах. Он смывал все то темное, мрачное и жестокое, что копилось на этих улицах за последний год. Я чувствовал, как медленно тает холодное колючее облако и откатывается назад повисшая над городом Тьма.
Ирина доверчиво прижималась к моему плечу. Я обнял ее здоровой рукой и спросил:
— Пойдем домой?
Она вскинула глаза:
— А как же?..
— Что как же?.. Инквизиция? Церковь? Армия? — Я улыбнулся. — Да что они нам сделают?.. Простят. В конце концов, мы с тобой все-таки спасли мир. Во второй раз уже, между прочим. Положены же спасителям человечества некоторые привилегии?
— Да… Наверное.
— Не бойся, все будет хорошо… — Я повторил эти слова еще раз, мне нравилось, как они звучат: — Теперь все будет хорошо.
— Ну а ты? Что ты будешь делать дальше, бывший чистильщик?
— Не знаю, — рассеянно отозвался я, подняв голову и подставив лицо каплям дождя. — Завтра придумаю… Может быть, уйду в монастырь. Уверен, мать Ефросиния посодействует.
Ирина нахмурилась.
— В какой еще монастырь?
— Как в какой? В женский, конечно. — Я притворно-восторженно округлил глаза.
— Дурачок, — Ира взяла меня за руку, — так я тебя и отпустила. Пойдем лучше домой.
И мы пошли. Под скрадывающим все звуки дождем, в старом городе, ночью. Без оружия. Но я знал, что оно нам не понадобится, — мы дойдем спокойно, и никто нас сегодня не потревожит, ни Свет, ни Тьма.
Мы дойдем.
