* * *
В городском парке было многолюдно. На скамейках под кронами деревьев сидели старички и старушки, обсуждая свою нелегкую жизнь. Туда-сюда ходили молодые мамаши с колясками. Бронзовый Владимир Ильич так же, как и двадцать пять лет назад, когда я еще сам ездил в коляске, протягивал вперед руку, указывая в светлое будущее. Все так же, как и раньше, хотя кое-что все же изменилось – на постаменте памятника кто-то, используя баллончик с краской, изобразил нецензурное слово. Такого в советские времена быть просто не могло.
Я подошел к памятнику, хлопнул рукой по теплому камню пьедестала, вздохнул.
– Ну что, Ильич, стоишь все тут, стоишь. Сколько лет уже? Голуби не замучили?
– Голуби, конечно, проблема, – раздался вдруг чей-то голос. – Проблема, но не наша. У нас с тобой и других забот хватит.
Я чуть не выскочил из штанов. Удержался, только вовремя сообразив, что говорит со мной вовсе не бронзовый вождь мирового пролетариата.
– Держи руки так, чтобы я их видел. Не дергайся, а то пулю словишь.
Что-то холодное и твердое уперлось мне между лопаток. За спиной я услышал чье-то хриплое лихорадочное дыхание. Сердце колотилось, как сумасшедшее. В горле разом пересохло.
Вот это влип!
– Слушай, кто ты там, у меня и денег-то нет…
– А кто сказал, что мне от тебя деньги нужны? Повернись. Только медленно.
Я повернулся. Прямо передо мной стоял молодой мужчина в пиджаке и белоснежной рубашке. Волосы прилизанные, лицо напряженное, взгляд… Взгляд, как у мышки, которая взяла в плен кота. Ему бы темные очки, и получится самый настоящий шпион, вроде тех, что показывают в старом кино. Прямо-таки смешно – настолько незаметный, что люди оглядываются. Но вот в руках у него… О господи… Это что-то не наше. Не русское. Я, конечно, не настолько хорошо разбираюсь в огнестрельном оружии, но… Это походило на прославленный кинематографистами «узи». Бог ты мой! Я живо представил, что со мной случится, если этот парень нажмет на спуск, и нервно сглотнул.
– Стой спокойно. Не дергайся.
Голос незнакомца был несколько смазанным и неуверенным. Почему-то казалось, что он сам меня боится. Как будто у меня в руках эдакая здоровенная пушка, а не у него. Вообще, картина была несколько комичная. Прилизанный разодетый хлыщ нашел в парке какого-то бомжеватого мужика с фонарем под глазом и, вытащив из кармана здоровенный пугач, наставил на того. А все окружающие старательно ничего не замечают. Хотя вон, кажется, какая-то бабулька смотрит…
Хлыщ повернулся и взглянул на стоящего немного в стороне мужчину с пакетом в руках. Тот едва заметно кивнул. Мамочки, да он здесь не один!
– Стой! Повернись! Иди вперед.
Я пошел. Деваться было некуда. Пришлось пойти, потому что упершийся между лопаток ствол другого выбора не предоставлял. Судя по звуку шагов, я понял, что позади меня топают не то трое, не то четверо человек.
Что интересно – я почти не испугался. Присутствовало какое-то разумное опасение, но не страх. По крайней мере, мокрое пятно на штанах у меня не появилось. Наверное, потому, что я так и не осознал до конца нависшую надо мной угрозу. Если бы у меня было время подумать, то… Но я просто шел.
– Не оглядывайся. Сворачивай направо.
– Тут же кусты…
– Сворачивай в кусты.
Пришлось отважно врезаться в заросли аккуратно подстриженного кустарника, пролезть сквозь неровную дыру в заборе и спуститься по ступенькам в подвал соседнего дома. Спускаясь в затхлую тьму, я мимолетно обернулся. За мной шагали двое: тот самый молодой парень, что подловил меня у памятника, и еще мужик лет пятидесяти, смотрящий на меня как на опасного сумасшедшего. У обоих в руках виднелись стволы, которые они даже не скрывали. Еще двое остались у забора, настороженно шаря глазами по окрестностям.
До чего докатились! Прямо на улице людей похищают. По городу бродят с автоматами. А завтра, наверное, сразу на танке припрутся.
– Стой! Садись!
– Куда садиться-то?
– Садись!
Осмотревшись вокруг, я пожал плечами и сел прямо на холодные грязные ступени. Подвал какой-то. Темно. Только из распахнутой двери на ступени падал тусклый свет уходящего дня. Двое бандюганов, держащих меня на мушке. Ой, мама-мамочка! Вот только теперь до меня начало доходить, во что я вляпался. Господи, спаси!…
– М-мужики… Что в-вам от меня над-до? Я н-ничего не зн-наю…
– Молчи. Не шевелись. Держи руки так, чтобы я их видел.
Говорил все время только молодой. И… если бы я мог оценить в этот момент всю иронию происходящего, то подумал бы, что он сам боится. Автомат буквально плясал в его руках. Парень поминутно сглатывал и морщился. И второй мой тюремщик тоже боялся. Пусть по его лицу этого и не видно, но руки-то дрожат!
Чего они боятся? Меня, что ли?
– Эй, вы меня с кем-то спутали…
– Молчи!
Точно боится. Голос и то дрожит. Только что не заикается. Не знаю почему, но я вдруг почувствовал себя почти что хозяином положения, хотя особой причины для этого не было. Сижу в каком-то вонючем подвале под прицелом двух автоматов, но вполне спокоен. Даже не думал, что я такой храбрый. Герой прямо-таки…
Светлый прямоугольник дверного проема заслонила чья-то тень. А потом в подвал спустился еще один мужчина. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Седина в волосах, изборожденное морщинами лицо, глаза, как две дыры в пустоту. Одет он был в простые линялые джинсы и потертый пиджак. И хотя по сравнению с теми двумя братками с автоматами он смотрелся просто ощипанной вороной, несомненно, именно он и правил здесь бал. Это можно было понять по тому, как разом обмякли и расслабились те двое. Будто марионетки, из которых выдернули все ниточки.
– Эй…
– Заткнись!
Я счел нужным последовать ценному совету и заткнулся. Легко диктовать свою волю, когда держишь в руках автомат. Хотя, если честно, в руках у него ничего не было. Просто уверенность в голосе говорила о том, что лучше бы мне не спорить, а подчиниться.
Новоприбывший подошел ближе и несколько минут смотрел на меня сверху вниз. А потом вдруг присел рядом.
– Снимай рубашку.
– Что?..
– Снимай рубашку. – В тусклом свете вечерних сумерек я заметил слабый отблеск на острие внезапно возникшего в его руках ножа. – Быстро!
– Что за… Какого черта?.. Все-все. Я понял!
Рубашку пришлось снять. Я поежился и поднял руки, намереваясь стянуть и майку, но сидевший рядом незнакомец остановил меня, схватив за руки. Правую он бегло осмотрел и сразу же выпустил, а вот левая удостоилась его внимания на целых пять минут. Он смотрел, тыкал, щипал и поглаживал, сосредоточившись на распухшем запястье. Я терпеливо ждал.
Наконец, он вздохнул и, оттолкнувшись, тяжело поднялся. Повернулся к своим маячившим у входа вооруженным помощникам:
