— Не верю, — бурчал он себе под нос. — Столько лет… — И, повысив голос, сообщил:
— Все эти годы, мистер Райми, она никому не позволяла взглянуть на свою пораженную кожу. Если мы хотим ее осмотреть, приходится давать ей снотворное и выполнять наши обязанности, пока она без сознания. Иногда достаточно одного упоминания о болезни, чтобы она устроила истерику. И тут появляетесь вы и… — Он нервно улыбнулся. — Наверно, вы факир, мистер Райми. Снимаю перед вами шляпу. В чем ваш секрет?
— Ума не приложу, — ответил я. — Она оказалась у меня в номере. Я принял ее радушно, и мы как-то… спелись, что ли. Вот и все. Ей было одиноко. И я стал ее другом.
— Так просто, да? Черт подери, мистер Райми, если бы вы рекламировали свои услуги, в нашей стране пришлось бы закрыть половину психбольниц! Удивительно.
— А как нам быть дальше? — спросил я. — Она хочет навещать меня каждый вечер. Я ей сказал, чтобы приходила, но…
— Но вы не хотите, чтобы она путалась у вас под ногами?
— Ничего подобного, — отрезал я. — Я ничего не имею против ее визитов. Она мне нравится. Просто мне пришло в голову, что это не лучший выход. Наверно, ей следовало бы общаться с друзьями ее возраста — а не со взрослым дядькой вроде меня. Я думал, что вы можете усомниться в чистоте моих намерений.
— С друзьями ее возраста. — Он засмеялся, но как-то невесело. — Вы знаете, в чем состоит беда Кончиты? Как развивается ее болезнь?
— Читал. Тело стареет преждевременно, и…
Врач покачал головой:
— Нет, мистер Райми. Вы имеете в виду прогерию. Тут обратный случай. С телом у Кончиты Кубекик все нормально. Заболевание касается ее лица.
— Не понимаю. — Мне показалось, что он мелет чушь. — Лица? С лицом у нее все в порядке.
— Вы ошибаетесь, — заявил он. — На вид это обычное свежее личико, как у всех шестнадцатилетних девушек. — Врач сделал театральную паузу. — Но мисс Кубекик далеко не шестнадцать лет. Ей пятьдесят восемь, мистер Райми. Пятьдесят восемь.
У меня отвисла челюсть.
— Внизу она так и сказала, — еле вымолвил я. — Я думал, шутка. Но… значит, ее тело…
— Это тело нормальной женщины ее возраста, — докончил он мою фразу. — Несколько более изможденное, чем у большинства, но тому виной ее образ жизни, физические и психические мучения, которым она сама себя подвергает уже несколько десятков лет.
— Как это вышло? — задал я единственный вопрос, который пришел мне в голову.
— Мы не знаем, — сознался врач. — Изучаем ее уже скоро четверть века, но причины так и не нашли. В молодости она была абсолютно здорова — и, сказать по чести, очень красива. Лет в двадцать семь она обнаружила, что ее лицо не стареет. Тело изменялось, но лицо сохраняло юный вид. Какое-то время она была в восторге: ведь каждая женщина мечтает навеки остаться молодой, правда? Но с течением времени она начала понимать, что влечет за собой эта особенность.
Она не старела. Телом — да, но не лицом. Точнее, лицо эволюционировало в обратную сторону, по-настоящему молодело. Тридцатипятилетняя женщина с соответствующим телом — и лицом подростка. Можете ли вы это себе вообразить, мистер Райми? Знать, что твое лицо останется неизменным навеки, что ты никогда не состаришься в отличие от своих друзей и родственников? Как идея забавно, но в реальном мире, в жизни, можете ли вы себе представить, какое это ужасное проклятие? Оно превращает вас в изгоя, неизбежно давит тяжким грузом на психику.
После знакомства с Кончитой я мог все это вообразить даже слишком хорошо.
— Когда она поняла, что ее состояние останется неизменным, она сошла с ума, — продолжал врач. — Случай безнадежный. Она пробовала исполосовать себе лицо, надеясь изуродовать его шрамами до неузнаваемости, победить свое тело. Не помогло. Болезнь оказалась сильнее. За несколько дней рубцы срослись и кожа разгладилась, словно ран никогда и не было. Это как-то связано с ее генами. Всех подробностей я не знаю: я пытаюсь излечить ее рассудок, а не организм.
Потом у нее случился нервный срыв, первый из многих. Оправившись, она пыталась скрыть свое лицо под толстым слоем макияжа, играть роль дамы в возрасте. Но она устала прикидываться и наконец, спустя несколько трудных лет, она предпочла ориентироваться на свое лицо, а тело маскировать под лицо.
— Не понимаю.
— Мистер Райми, она выглядела подростком — а потому взяла да обернулась подростком. Накупила молодежной одежды, а взрослую выкинула, начала вести себя как ребенок: есть, играть и мыслить по-детски. Изо всех сил постаралась убедить себя в том, что является маленькой девочкой, отказалась от прежнего образа жизни, от друзей и подруг, от мужа, от…
— От мужа? — вытаращил я глаза. — Она замужем?
— Да.
— Но вы ее зовете «мисс Кубекик».
— Это входит в правила игры. В ее фантазии нет и не может быть места для мужа. Чтобы стать подростком, она должна была бросить его и забыть. Он должен был прекратить существование — иначе она бы не поверила в сочиненный ею мир. Она вычеркнула его из своей жизни, объявила несуществующим, отказывалась на него смотреть, когда он пытался с ней повидаться. Взяла свою девичью фамилию и сделала вид, что никогда ее не теряла.
— Господи ты Боже, — вымолвил я, радуясь, что сижу на кресле — а то упал бы. — Но при мне она упоминала мужа. Ферди? Это его она имела в виду, верно?
— Да. Ей так и не удалось его забыть — не до конца, хотя она старалась. Память упорно возвращается к ней, напоминая об истине, ввергая в отчаяние. Для нас это самая серьезная проблема. В идеале мы хотели бы, чтобы она смирилась с реальностью, осознала свои страхи и переборола их, но этот подход мы уже пробовали — он не годится: она противоборствует всем нашим стараниям, впадает в буйство, когда мы пробуем ее урезонить, устраивает очередное покушение на самоубийство. Остается ей подыгрывать и молчать о муже, прежней жизни и ее подлинных проблемах. Но когда фантазия развеется и она вспомнит… — Врач бессильно пожат плечами. — Мы — не боги. Мы вместе с ней попались в капкан, и раз от разу капкан сжимается еще чуть туже, чуть быстрее. Зубья понемногу становятся острее. Однажды они разрубят ее — на том все и кончится.
Несколько минут мы молчали, размышляя об этой жуткой истории. Затем меня осенило.
— Но сегодня она не испытывала отчаяния, — сказал я. — Она говорила о муже, описывала его без обиняков — и не впала в истерику. Она знала, кто он такой. Она сказала мне, сколько ей лет. Конечно, она была печальна, но говорила разумно, толково, даже шутила по поводу своего возраста и вела себя так, как будто это несерьезная проблема. Складывалось впечатление, что она контролировала себя и ситуацию.
— Да, — пробормотал он, рассеянно потирая подбородок. — Не могу объяснить. Такого еще не было. Возможно, это знаменует начало новой стадии, стадии адаптации и примирения. Ведь она вам не сказала в открытую, что замужем, верно? Просто упомянула его имя. И все равно это однозначный шаг вперед. И свой подлинный возраст признала. Мы даже не были уверены, что она его помнит. Конечно, тут надлежит действовать осмотрительно. Придется собрать консилиум. Спустя столько лет…
