— Она прелесть, — робко сознался я. — Вы сказали, что ее фамилия Ситува. Но она ведь не замужем?
— Нет. Я и ее мать разошлись в разные стороны несколько лет назад. Это не было мирное расставание — она почему-то возомнила, что я — чудовище и женился на ней только ради ее рецептов. Она забрала Аму, вернулась с ней на родину, взяла девичью фамилию и не позволяла нам с дочерью видеться.
— Но как же тогда… — Я указал подбородком на самую лучшую на свете женщину.
Кафран вздохнул. В его голосе прозвучала неподдельная печаль:
— Четыре года назад она умерла. Она была хорошим человеком, Капак, просто с сумбуром в голове. Она внушала Аме, что я — чудовище, поэтому Ама долго не решалась со мной связаться, даже когда осталась одна после смерти матери. Наконец она приехала, чтобы посмотреть на меня своими глазами, обнаружила, что я ни в чем не виноват, и с тех пор мы все время вместе, наверстываем упущенное за эти безрадостные годы. — Оглянувшись на дочь, Кафран ласково улыбнулся. — Мне повезло, Капак. Ама — замечательная собеседница, человек, которого я мечтал иметь рядом с собой всю жизнь. Теперь и вообразить себе не могу, как только я без нее жил. — Он вновь улыбнулся своим мыслям, и я решил больше к нему не приставать.
Вскоре принесли отбивные, и мы с удовольствием принялись за еду. Кафран по-детски чмокал губами. Впрочем, теперь меня не смущала его жизнерадостность. Ведь, как оказалось, он отец девушки моей мечты. Ради того, чтобы оказаться рядом с Амой Ситувой, я стал бы деловым партнером даже клоуна Джинго.
Покончив с отбивными, мы откинулись на спинки стульев и попробовали какие-то импортные мятные пастилки. Кафран потер свой живот — как мне захотелось вот так потереть живот Аме!
— С отменной отбивной ничто не сравнится, — расцвел он в улыбке. — Эти вегетарианцы не знают, что теряют. Ради такой вкуснятины и животных чуть-чуть помучить не жалко. Впрочем, хватит о еде. Вы пришли, чтобы попытаться меня застраховать.
— Да-да, — ответил я, сверкнув зубами в моей лучшей улыбке, излучая надежность и уверенность. — Я тут подобрал очень выгодные полисы с такими ценами, что вы просто запляшете от радости.
— Сильно сомневаюсь, Капак, — улыбнулся и он. — Плясун из меня никакой. Скажите: вам известна моя репутация? Я никогда не страховался, никогда с тех пор, как обжегся в юности. В страховку я не верю. Это афера по выманиванию денег. Одна из главных причин, по которой я живу в этом городе, это мягкие законы в области страхования бизнеса.
— Этим мы обязаны прежде всего Кардиналу, — заметил я. — Он не позволяет, чтобы законы сели на шею мелкому предпринимателю. Если бы не он, вам пришлось бы пожертвовать принципами.
— Верно, — согласился Кафран.
— Так почему бы не отплатить ему добром за добро? Купите один из наших полисов. Назовем это жестом доброй воли. Услугой…
Кафран засмеялся:
— Подход мэрии к проблеме страхования Кардинал придумал не ради Кафрана Рида. Я ему ничем не обязан. Он правит городом так, как хочет, и тем зашибает монету. Мне лично он не оказал ни одной услуги.
— Но…
Кафран оборвал меня жестом.
— Капак, — провозгласил он, — лучшее завершение хорошей трапезы — это хороший фокус. Люси, сельдерей, пожалуйста.
Пока официантка ходила на кухню, Кафран запустил руку в карман пиджака и выудил маленькую гильотину. С улыбкой аккуратно поставил ее на белую салфетку в центре стола.
— Вот одна из моих любимых игрушек, — сообщил он. — Простенькая вещь. Банальная. Но всякий раз люди ахают, их прямо в холодный пот бросает.
Люси принесла сельдерей. Кафран откашлялся.
— Леди и господа! — возгласил он так зычно, что я аж подпрыгнул. Оглядевшись, я обнаружил, что прочие клиенты улыбаются — видимо выходки хозяина были им далеко не в новинку. — Кафран Великолепный имеет честь представить вам мадам Гильотэн! Прямо из Франции, с родины анархии!
Послышались жидкие, учтивые аплодисменты. Кафран церемонно склонил голову, благодаря за почтение.
— Мастерица-головорубка, ненасытный нож; убийца королей, опаснейшее жало; сталь, которая целует редко, да метко, — декламировал он зловещим тоном, демонически вытаращив глаза. Да, комедию он ломал что надо. — Жертва всходит на эшафот, — он вставил сельдерей в надлежащее отверстие, — нож занесен, — подняв крохотный нож кверху, он отпустил рукоятку, — кровожадные карги нетерпеливо разевают рты. — В зале злорадно захихикали. — Одно нажатие рукоятки, и нож падает! — Выкрикнув эти слова во всю глотку, Кафран проворно надавил на рукоять, и нож мини-гильотины соскользнул по направляющим, перерубив невинный сельдерей. — И вот покатилась голова жертвы!
На сей раз аплодисменты были громче. Кафран подобрал оба обрубка сельдерея, поднял их над головой, чтобы все видели, затем вручил их Люси.
— Ну-с, — бодро проговорил он, потирая руки, — есть добровольцы?
С этими словами он уставился на меня, и неохотно, с глупой улыбкой, я поднял руку. Публика зааплодировала моей смелости, а Кафран потянулся к моим пальцам.
— А знаете, — сказал я, пока он вставлял средний палец моей правой руки в отверстие, — я тут подумал, что есть один веский резон, по которому вам следует купить какой-нибудь наш полис.
— Да? — рассеянно поинтересовался он, морща лоб, сосредоточиваясь на фокусе. — И что это за резон? — Подняв нож, он ослепительно улыбнулся в публику.
— Ваша дочь, — тихо произнес я.
Его улыбка сделалась какой-то деревянной. Он медленно обернулся ко мне всем корпусом.
— Не желаете ли пояснить свою мысль, мистер Райми? — процедил он.
Я улыбнулся:
— Если вы не хотите расставаться с дочерью, Кафран, вы подпишете одну из бумаг, которые у меня с собой. Сегодня же. Немедленно.
— Вы мне угрожаете? — Он мертвой хваткой вцепился в мои пальцы, и я внезапно осознал, что выбрал не самый лучший момент для игр в кошки-мышки. Но отступать было уже поздно.
— Я вам не угрожаю, Кафран. Я делаю вам предложение. Вы заключаете со мной договор о страховании. Я оставляю вам вашу дочь.
Кафран оскалил зубы:
— А я-то думал: «Какой приятный молодой человек!» В конце концов с волка всегда спадает овечья шкура. Но вы кое о чем позабыли, мой юный, порочный друг. Вы не можете причинить вред мне или моей дочери. Кардинал запретил подобные шаги. Если, конечно, он недавно не снял этот запрет.
— Не снял, — спокойно подтвердил я. — Я имел в виду совсем другое.
— Тогда что ты имел в виду, мудила, прошу прощения за грубость?
Я с улыбкой подался вперед.
— Кафран, я не причиню вреда вашей дочери. Даже за все богатства мира я не тронул бы и волоска на ее голове. Но я могу украсть ее у вас. И я сделаю это, если вы откажетесь договориться со мной по-хорошему.
