— Что же это такое? — спросил я наконец. — Кто эти люди?
— Если не считать тех, кто с одной галочкой, — ответил Вами, — я не знаю. Эти имена для меня ничего не значат. Тут есть шестеро, которых я убил, если верить моим дневникам, и еще двое, но остальные… — Вами пожал плечами. — Судя по галочкам, когда-то я их знал. Но это время прошло.
— Кто такие айуамарканцы? — допытывался я. — Ты сказал, что узнал меня при первой же встрече. Каким образом?
— У нас во внешности что-то такое есть… — пояснил он. — Пустота какая-то. Понятнее объяснить не могу. Но я это умею видеть. Я изучил столько айуамарканцев — хотя почти всех перезабыл, — что распознаю их с одного взгляда. Не знаю уж, в чем тут штука, как это у меня выходит; не знаю, кто эти люди и чем отличаются от других; и почему они исчезают и из памяти, и из внешнего мира. Но если я буду искать, то когда-нибудь, надеюсь, узнаю. Вот почему я тебя выслеживал. Надеялся, что ты меня куда-нибудь да выведешь.
Я снова заглянул в листочки.
— И ты не убивал Адриана?
— Насколько мне известно — нет.
— И у тебя есть хоть какие-то теории насчет причины этого всего?
Вами помедлил.
— Одну вещь знаю. Знаю, откуда взялось название. «Айуамарка» — это на языке инков.
— Инки. — Я вспомнил, что Кардинал и И Цзы тоже о них говорили, и неловко заерзал на полу.
— У инков этим словом назывался ноябрь. В буквальном переводе оно значит «шествие мертвецов», — лукаво подмигнул мне Вами. — Кстати, наши с тобой имена — тоже от инков. Ты — декабрь, «великолепный праздник». Я — март, «одеяние из цветов», если верить историкам.
— Значит, они все…
— Все имена инкские? — докончил он за меня фразу. И покачал головой. — Нет. Вот разве что Инти Майми, Хатун Поккой, Ума Райми… Остальные не инкские.
Я уставился на листки, словно надеясь, что под моим неотрывным взглядом их тайны выплывут наружу. «Шествие мертвецов». На каком языке ни скажи, звучит невесело.
— А Кардинала ты об этом никогда не расспрашивал?
— Нет, — ответил Вами. — Вопросов он не приветствует.
Я склонил голову набок. В его голосе мне послышались какие-то неожиданные нотки — возможно, легчайший намек на страх…
— Но он к этому делу причастен, правда? — спросил я.
— Наверное. О такой чистке архивов никто больше распорядиться не мог. Разве что Форд Тассо, но это не в его стиле.
— Но как же наша память? — не унимался я. — Ее-то кто подчистил?
— Значит, и у тебя провалы?
— Вроде того. Я помню людей — Адриана, например, — но не могу вспомнить свое прошлое до приезда в город. Сначала думал, это просто амнезия, но после твоего рассказа…
— Решил, что оно посерьезнее будет, — кивнул Вами. — Вот так и я рассудил. Сперва самое простое — заподозрить себя самого, но стоит заметить, что у других тоже все не слава Богу… Есть вещи выше нашего разумения. Вот почему я так увлекся этой папкой. Меня всегда завораживало все потустороннее.
Потустороннее…
— Послушай, ты что-нибудь знаешь о… о слепых? — спросил я.
— Знаю — у них хорошо развитые уши. — Вами указал в сторону холодильника. — Могу показать образцы.
Я проигнорировал его шуточку.
— Я серьезно. Тебе что-нибудь известно о такой… секте… или это скорее организация…
— Слепцов?
— Да.
— Которые еще и не разговаривают?
— Что-о?
— Они не разговаривают вообще, — заявил Вами с видом знатока. — Во всяком случае, не по-английски. Никогда не слыхал, чтобы разговаривали. Даже под пыткой, в руках специалиста. Молчат как рыбы.
Один из них со мной говорил, но я решил об этом умолчать. Не хотел, чтобы Вами мне позавидовал.
— Ты их знаешь, — заключил я.
— Да. Они шляются по городу столько, сколько я себя помню. Известно мне о них немного — один черт разберет, сколько их всего и чем они занимаются, — но время от времени они мне попадаются. Думаешь, без них тут не обошлось?
— Не знаю. Может быть.
— Насчет них я как-то не думал. Интересная мысль.
— Ага. — Разгладив листки о колено, я вернул их Вами. — Если ты ничего не имеешь добавить, я, пожалуй, пойду, — беспечно проговорил я.
— Вот так, сразу? — возразил Вами, не шевелясь. — Я-то думал, еще посидим, потреплемся.
— Зачем? Ты ничего не знаешь, я ничего не знаю — зачем отнимать друг у друга время?
— Ты знаешь, где я живу, — прошептал Вами.
Все мое тело напряглось.
— Послушай, — заявил я. — Я не собираюсь делать вид, будто тебя понимаю. Я много видал мудаков с прибабахом, но ни одного, кто держал бы в холодильнике отрубленные головы и бог знает что еще. Я не знаю, что творится у тебя в голове, и выяснять не собираюсь. Я не буду взывать к твоей потаенной доброте, здравому смыслу или разуму. Если ты хочешь меня убить, убивай. Есть только одна просьба — не тяни с этим, поскольку, если ты планируешь отпустить меня живым, мне еще много куда надо поспеть и много чего переделать.
Выпятив губы, Вами многозначительно закивал.
— Ты мне интересен, — заметил он. — Ты какой-то… не такой, как все. Чудной. В тебе горит огонь, которого я у других не видел. Я оставлю тебя в живых. Наверно, это мне будет выгоднее. По-моему, ты вполне можешь оказаться отгадкой этой головоломки.
— Я могу идти?
— Ты можешь идти.
Переступая ватными ногами, я повернулся и прошлепал к двери. На пороге обернулся. Вами и бровью не повел.
— Если хочешь, я тебя проинформирую, если что-то выясню, — сказал я.
— В следующий раз ты меня вряд ли так легко найдешь, — заявил Вами. — Не пройдет и часа, как я свалю. Похоже, здесь — в этом городе — я проторчал достаточно. Пора в дорогу. Но как-нибудь я тебя найду, если доживешь.
Возможно, эта фраза в его устах и не означала угрозы, но меня все равно прошиб холодный пот.
Допив пиво, он пошел за новой банкой. Распахнул дверцу холодильника, наклонил голову, рассматривая что-то внутри. Он улыбался и, подсвеченные лампочкой холодильника, змеи на его щеках то ли корчились, то ли танцевали… Я пулей вылетел из дверей и лишь огромным усилием воли удержал себя от того, чтобы сбежать по лестнице и выблевать все содержимое своего желудка. Еле-еле удержался.
* * *
После этого мы с Амой весь вечер носились по городу, ехали куда глаза глядят, ни о чем не думая. Я рассказал ей о Вами, папке и провалах в памяти. Ама не знала, что тут и думать. Я упомянул, что слышал нечто подобное, от Леоноры. Мы беседовали обо всем этом под мерное жужжание мотоциклетного мотора, но многочисленные детали никак не желали складываться в осмысленную картину. Смерть, теории заговора — все это было просто, но в сочетании с забытым прошлым, исчезновениями, избирательными воспоминаниями и всем прочим…
