— И все-таки… — Я никак не мог отделаться от предчувствия какого-то подвоха. Наверняка все не так просто, как кажется Аме. Я все время ожидал, что рота бойцов Контингента ворвется в двери, поливая нас свинцовым дождем. Что ж, нервничать поздновато. Надо было раньше думать. А теперь я здесь, и будь что будет.
— Где папка? — спросил я, не желая тратить время зря. Мы и так уже слишком сильно искушали судьбу.
— Тут. — Она привела меня к штабелю пониже, казавшемуся карликом на фоне других. Мне он был до носа. — Я его выбрала именно из-за высоты, — пояснила Ама. — С теми, здоровенными, с ума сойдешь. Подставляешь лестницу, чтобы достать до верхушки, снимаешь пачку, спускаешься с ней вниз, а потом назад лезешь. И так до бесконечности. Я стараюсь обходиться маленькими.
Ама начала снимать кипу за кипой. Я помог ей, и вскоре мы разобрали две трети штабеля.
— Хватит, — распорядилась она. — Где-то здесь. — И начала снимать листы и папки по одному, чтобы ничего не пропустить. — Ага. Вот. — И она вручила мне клад.
Это была папка из тонкого бурого картона — по сути, и не папка, а просто сложенный вдвое лист со скоросшивателем. Внутри лежало четыре листа формата А4. Ама правильно сказала — вид у досье был совершенно несолидный. На белой наклейке в центре обложки значилось «АЙУАМАРКА».
Я пробежал глазами верхний листок. Длинный список имен, отпечатанный через один интервал. Почти все строки перечеркнуты ровной, проведенной по линейке линией. Список открывало имя Леоноры Шанкар — неперечеркнутое. Чуть ниже обнаружился Паукар Вами. Дальше — сплошные перечеркнутые. Все они ничего мне не говорили, за одним исключением — Инти Майми. Внизу списка имелось еще одно нетронутое имя — Кончита.
Вторая страница. Двое уцелевших. Одного из них, генерала Контингента, я знал. И вот опять Инти Майми, ближе к нижней кромке, вновь аккуратно вычеркнут. Я справился с первой страницей. Да, имя абсолютно одно и то же.
Третья страница. Еще два нетронутых имени. Одно мне ничего не говорило. Другое оказалось именем нынешнего мэра.
— Видела? — возмутился я. — И этот козел-мэр тоже…
— Тс-с! — Ама закрыла мне ладонью рот, выключила фонарик и припала к полу, жестом приказав мне проделать то же самое. Я повиновался, хотя и не понимал, что происходит. И лишь спустя несколько секунд услышал приближающиеся шаги: охранник. Луч его фонаря уныло ползал по бумажным колоннам. Охранник выполнял свою работу машинально, явно предвкушая, как придет домой и завалится спать. К нам он и близко не подошел. Долго он не задержался. Я услышал, как распахнулась и захлопнулась дверь. Мы встали, потянулись.
— Ну и слух у тебя, — похвалил я. — Острый.
— Дело привычки, — отозвалась Ама. — Я здесь столько раз бывала. В такой тишине, по-моему, слышно, как трава растет. Я вообще человек талантливый и разносторонний, Райми, смотри не забывай.
— Много же мне еще предстоит узнать…
Я переключился на четвертую, последнюю страницу. Она была заполнена не донизу — лишь на треть. Неперечеркнутых имен — три штуки. Одно сверху — незнакомое мне. Имя Амы — строчки на две выше моего. И третье.
Ама, сдавленно вскрикнув, сжала мое запястье. У нее отнялся язык. Но тут все было ясно без слов — сила ее хватки вполне передавала ужас и изумление Амы.
Я увидел перечеркнутое имя Адриана. Бедняга. Он заслуживал большего, чем эта одинокая черточка в секретном списке.
Мое собственное имя — Капак Райми. В напечатанном виде оно смотрелось красиво. Лучше, чем имя строчкой ниже — имя некоего Стивена Герфа, третье и последнее нетронутое имя на странице.
Я перевел взгляд на свое имя, провел указательным пальцем по рассекающей его аккуратной черточке. Чернила еще не просохли.
— Ну что ж, — произнес я себе под нос, флегматично улыбаясь во мраке, чувствуя, как пальцы Амы все сильнее сжимают мою руку, — теперь окончательно ясно: не задался у меня сегодня денек.
coya raimi
Я спускался по лестнице, потрясая в воздухе кулаком. Правой рукой я крепко стискивал папку. Мое лицо превратилось в мертвенно-бледную недвижную маску. Ама еле поспевала за мной, дергала за рубашку, пытаясь задержать.
— Что ты задумал? — воскликнула она.
— Иди-ка, Ама, домой, — процедил я.
— Что ты задумал? — повторила она, нагнав меня, заглянув в лицо.
— Дуй! — взревел я. Мне было не до пререканий.
— Нет! — Ама преградила мне дорогу. — Не пущу, пока не скажешь, куда идешь и зачем.
Я сжал ее руки, уставился в ее необыкновенные глаза: огненные и встревоженные, полные страха, сострадания и любви. Эх, нам бы повстречаться в другие времена, когда наша любовь успела бы вырасти и расцвести. Но случилось иначе. Мы — в этом месте, именно в этот момент, а для мертвецов любовь — излишняя роскошь.
— Все кончено, Ама, — сказал я ей. — Тебя мне подсунули для проверки. Я не выдержал. Ты была ловушкой. Я попался. Иди домой.
— Меня, значит, обвиняешь? — изумилась она.
— Ни в чем я тебя не обвиняю. Просто ты — одна из орды его пешек. Он так все подстроил, чтобы твоими руками припереть меня к стенке, поставить перед выбором. Я выбрал не то. Это я сплоховал. Я один виноват. А теперь уходит.
— Нет, — сердито замотала головой Ама. — Капак, тебе не приходило в голову, что, может быть, ты сам — наживка?
— Это как? — наморщил я лоб.
— Ты возомнил, что все помыслы и поступки Кардинала вращаются вокруг тебя. А если ты — не такая уж важная птица? А если именно я ему нужна, именно меня он хочет изловить? А если ты сам — пешка?
Я призадумался.
— Может быть, и так, — уступил я. — Во всяком случае, твое имя появилось в списке раньше моего. Но все равно это маловероятно. Ама, ты ничего ему не можешь дать. Не думай, что я тебя ругаю — я просто констатирую факт. Кардинал подумывал сделать меня своим преемником. Меня специально натаскивали, чтобы я смог занять его место. Женщине он такую власть никогда не отдаст. Он женщин уважает, но не очень-то на них надеется. Думаю, вполне резонно предположить, что он охотится именно на меня.
— И что же ты задумал? — вновь спросила Ама.
Я провел пальцем по корешку папки. Ама следила за моими движениями. И вытаращила глаза: поняла, что я собираюсь поговорить с ним наедине. — Беги! — вскричала она в тревоге. — Сбежим вместе. Другого спасения нет. Если ты останешься, тебе конец. У меня кое-что накоплено, и у тебя, наверно, сбережения есть. Позвоним твоему другу-таксисту и…
— Нет, — четко и внятно произнес я. — Побег — это не для меня. Ты не первая мне; это советуешь, но… Где мы укроемся? Есть ли на свете место, где он не сможет нас найти, даже если захочет? И разве это жизнь — все время трястись, вечно беспокоиться? Помнишь, ты сама говорила, что тебе невыносимо жить сегодняшним днем, не зная своего прошлого?
