Я принялся растирать себе веки. Он по-прежнему играл со мной, как кошка с мышкой. Он отлично умел выматывать человека, высасывать из него по капле кровь.
— Не хочу я ничего этого, — заявил я. — Я же сказал: от ваших игр меня тошнит. Скажите, как вы меня сюда притащили, как вы переиначили мою память. Скажите, кто такие другие айуамарканцы, что с ними случилось, где теперь И Цзы с Адрианом. Какая между нами связь. Почему вы не жалели усилий на все эти фокусы. Как вы одурманиваете людей, как после нашего исчезновения вы им внушаете, что они нас забыли. На остальное мне плевать. А свои красивые речи и громкие обязательства поберегите для следующего подопытного кролика.
— Вы мне не верите, — протянул он. — Как странно. Ну хорошо, я вам отвечу. Я и так собирался перейти к этому после описания ваших новых обязанностей и сферы ответственности. Что ж, пусть будет по-вашему. Полагаю, вы это заслужили.
Вам удобно сидеть, мистер Райми? История это длинная и странная. Я ее еще никогда никому не рассказывал. Разумеется, в ней участвуете вы, но этим все не исчерпывается: ибо ваша история — это и моя история. Вы узнаете, откуда вы взялись, как я привлек вас сюда. Но вдобавок вы узнаете о айуамарканцах и о мальчике Фердинанде Дораке, который вырос и стал Кардиналом.
Вы мне поверите, поскольку вы — наглядное доказательство истинности моих слов. Но больше никто не поверит. Форд не поверит. Соня не поверит. Кончита… Кончита могла бы. Часть истории ей известна: в первые годы нашей совместной жизни мне было сложно не делиться с ней тайнами. Она нашла список, и в ее памяти удерживались те, кого я вычеркивал. Кое-кому из них это удавалось: ей, обоим Инти Майми…
Простите старика: я опять отвлекся. Это будет случаться частенько. Если я слишком далеко забреду, дайте мне знать. Свистните, и я вернусь к нашим баранам. Не стану вам пенять, что прерываете.
Он умолк, чтобы перевести дух, и я поспешил задать ему вопрос:
— Вы сказали «обоим Инти Майми». Я видел их имена в списке и подумал, что это один и тот же человек — И Цзы, — упомянутый дважды.
— Зря подумали, — самодовольно улыбнулся Кардинал. — Это были два ничуть не похожих друг на друга человека, мел и сахар. Я выбрал первого, потому что… Нет. Слишком сложно, слишком рано. Начнем от печки. Скажите мне, куда вы отправились, покинув этот город.
— Сами знаете, — процедил я. — Я вернулся туда, откуда приехал. Кажется, вы сказали, что с играми покончено?
— Это не игра, — запротестовал он. — Говорю как на духу. Сознаюсь: сначала я играл с вами, как кошка с мышкой. Наши легкие пикировки доставляют мне удовольствие. Но с этим все. Теперь мы выше игр. Вы — уже не претендент на трон, уже не мальчик, которого можно водить за нос и подманивать морковкой. Теперь — хотите верьте, хотите нет — вы мой наследник, и я больше не буду жрать вас с дерьмом. Поверьте: все вопросы, которые я вам задам, лишены подвохов. Большая часть разгадок мне известна, но многое и для меня — загадка. Есть вещи, которые я сам хотел бы узнать. А теперь скажите, пожалуйста, куда вы поехали?
Посчитав про себя до десяти, я начал свой рассказ:
— Я поехал в Сонас, в город, где я жил, пока был Мартином Робинсоном.
И рассказал ему во всех деталях о своей поездке — о Деб, о моей предполагаемой смерти, о кладбище, о трупе, об убийстве. Я ничего не утаил.
Когда я умолк, он принялся посасывать свои пальцы — засовывать их в рот по одному, осторожно покусывая ногти. Он размышлял над моими словами.
— И как вы это объясняете? — спросил он. — Какие у вас идеи?
— Вы стащили меня из морга, а труп подменили.
— Ясно. Есть другие теории?
— Я — клон. Призрак. Его близнец. Зомби. Да перестаньте же дразнить. Вы мне скажете или как?
— А если я скажу, что в жизни не слышал ни о городе под названием Сонас, ни о человеке по имени Мартин Робинсон?
— Тогда я пойму, что вы лжете, что, как всегда, брешете хуже собаки. И еще я пойму, что вы по-прежнему вешаете мне лапшу на уши. Что и несколько минут назад вы лукавили.
— Но я не лукавил, — заявил он и вытащил изо рта палец. — Говорил, как на исповеди. И тем не менее я в жизни не слыхивал о городе Сонас. Я никогда не был знаком ни с одним Мартином Робинсоном. Вы — не он. И никогда им не были. В гробу лежал он сам; все, что сказала вам его вдова, — правда. Все версии, которые вы тут перечислили, ложны. От истины вы так же далеки, как в день своего отъезда из нашего города. Вы не виноваты — по сравнению с истинной правдой ваши теории покажутся совершенно здравыми. Значит, все это было сном? — Он улыбнулся сам себе. — Попадание в «молоко». Но все равно — мимо цели.
— Я — не Мартин Робинсон?
— Нет.
— А кто же?
— Вы — Капак Райми.
— А до этого? — прошипел я, стиснув зубы.
Кардинал покачал головой.
— Никакого «до этого» не было. Вы — Капак Райми. «До этого» вас не существовало. Мистер Райми, вы не человек — во всяком случае, в общепринятом смысле этого термина. Я вас создал. — Долгая, леденящая кровь пауза. — Я вас смастерил.
* * *
— Все это началось, когда я был беспризорным мальчишкой. — Кардинал развернул свое кресло к окну и теперь сидел ко мне спиной. Он твердо решил рассказать мне историю так, как сам считал нужным. Я с нетерпением ждал, пока он объяснит, что имел в виду, надо ли понимать слова «Я вас создал» буквально, но торопить его я не мог, а потому откинулся на спинку стула, уселся поудобнее и стал слушать.
— Тогда этот город был не чета нынешнему, — продолжал он, с головой погрузившись в царство былого, задумчиво созерцая свой город: своего возлюбленного, радость своей души. — Он был как дикий, необузданный зверь. Закон ровно ничего не значил; у полиции опускались руки; судьи были куплены с потрохами; население ничему уже не возмущалось. Вместо централизованной преступной державы — десятки грызущихся между собой, недолговечных вожаков. Казалось, каждая улица могла похвастаться своей собственной, гордой и независимой бандой; у каждой банды были револьверы; каждый револьвер заряжен пулями; и каждая пуля знала вкус крови. В те времена цивилизованные люди ненавидели город. Все, у кого были деньги, уезжали. А нет денег — так дерись, защищайся. Вот как было.
— А некоторые мои знакомые говорят по-другому, — возразил я, вспомнив Натаниэля Мида. — Они говорят, что здесь жилось очень хорошо, пока вы не встали к рулю.
Кардинал только отмахнулся.
— Некоторые люди будут видеть лучи солнца даже после того, как орлы вырвут им глаза и наложат дерьма в глазницы. Мистер Райми, это была помойная яма, а не город. Вы не найдете никого, кто бы это признал — ну кто сознается, что живет в сточной канаве, но для побега у него не хватает ни ума, ни средств, ни храбрости? — но было именно так. А всякий, кто скажет иначе, — либо лжец, либо дурак.
Выживали только подонки, — продолжал Кардинал. — В бедных районах дети гибли как мухи. Там люди не уважали юный возраст, не делали на него скидок. На каждом углу сутенеры предлагали двухлетних крошек. Как только мальчишка начинал сам ходить, его тут же вовлекали в воровскую жизнь. Вот что я вам скажу, мистер Райми: детскими трупиками, которые накапливались за день, можно было бы насытить орду голодных демонов на праздничном пиру. Конечно, в газетах об этом почти не писали, полиция этого не признавала, но я не преувеличиваю.
