Всех на корабле занимала судьба мальчишки.
— Что ж вы в юнги того мальчонку не взяли, а, Фаддей Фаддеич? — полушутя спрашивал у капитана живописец Михайлов.
— Господь с вами, Павел Николаевич, — не принимая его шутливого тона серьёзно отвечал Беллинсгаузен. — Нам ведь не увеселительная прогулка предстоит — в неизведанные антарктические воды идём. Там от взрослых и опытных отвага и стойкость потребуются…
* * *
Прошло три недели. Почти все приготовления к дальнейшему плаванию были окончены. Бочки — налиты свежей водой, корзины с тыквами и лимонами, мешки с сахарным песком, бочонки с ромом — доставлены на борт в срок, вместе с луком, чесноком и прочей зеленью. На шлюп привезли двух быков, подняли их с баркаса на талях
[14]
и определили в стойла, устроенные на баке. Животные громко и возмущённо мычали. Галкин — матрос родом из деревенских, назначенный ходить за скотинкой, сочувственно смотрел на быков, испуганно косящих глазом, ласково уговаривал:
— Ну-ну, милые.
Громогласному мычанию вторило беспокойное хрюканье: сорок больших свиней, а с ними — двадцать поросят — разместили в загородках, устроенных для них корабельным плотником. Рядом гневно блеяли бараны. Из клеток по соседству доносилось утиное кряканье, заполошно кудахтали куры. Словом, как всегда перед дальним плаванием, палуба «Востока» стала временно похожа на скотный двор.
Оставалось только принять для быков и баранов сено, и привести к окончанию денежные счёты. Для этого по утру мичман Демидов последний раз был отправлен в город. Он возвратился лишь к вечеру, и только в сумерках на оба шлюпа было доставлено сено.
Теперь «Восток» был полностью готов к отплытию.
Утром 22 ноября Беллинсгаузен приказал сниматься с якоря. Вскоре «Восток», а следом за ним и «Мирный», прошли между крепостью Санта-Круц и удивительной горою Сахарная голова, и простились с солнечным рио-жанейрским рейдом.
* * *
«Восток» уже вышел в открытое море, когда капитану Беллинсгаузену сообщили, что на судне объявился незваный гость. Его обнаружил матрос первой статьи Галкин — в сене, доставленном давеча на борт в качестве провианта для четвероногих пассажиров. Новый пассажир сена не ел, зато, судя по всему, хорошо в нём выспался. Он был небольшого роста, на вид лет двенадцати. Одет как мальчик, коротко острижен. Кареглазый, с густыми девичьими ресницами.
К удивлению матроса, бразильский «заяц» хорошо понимал по-русски.
— Можно мне с вами, господин капитан?
Капитан, заложив руки за спину и склонив голову набок, рассматривал найдёныша. Ещё в Рио, в невольничьей лавке, лицо мальчишки, покрытое толстым слоем чёрной копоти, показалось Беллинсгаузену знакомым. Теперь же сходство было поразительным. Он! Ну прямо вылитый… Нет, не может быть, столько лет прошло. Тот нынче был бы уже настоящим морским волком.
Фаддей Фаддеевич нахмурился.
Нельзя сказать, что он был обрадован появлением мальчика на своём корабле. Беллинсгаузен по-прежнему считал, что детям на «Востоке» не место. Однако делать было нечего. Менять курс, чтобы ссадить своевольного мальчишку, капитан не собирался. Следующая большая стоянка предполагалась в Австралии. Выходило, что несколько месяцев плавания в антарктических водах найдёныш должен был провести вместе с командой «Востока».
Мальчик стоял, переминаясь с ноги на ногу — худенький, заспанный, с нежным румянцем на щеках. Сухие былинки застряли в коротком ёжике тёмно-русых волос. Чихнул тоненько, покраснел от смущения и как-то совсем по-девичьи захлопал ресницами.
Суровое лицо Беллинсгаузена смягчилось. Он улыбнулся мальчонке:
— Сбежал, значит, от господина Лангсдорфа в море? Ну-ну.
Смущённый кивок. В карих глазах запрыгали смешливые искорки.
— Сбежала!
— Сбежала????
— Ага.
Адамс, стоявший поодаль, удивлённо булькнул и взялся за голову. Галкин озадаченно почесал затылок. Беллинсгаузен кашлянул в кулак и сдержанно заметил:
— Мы думали, ты… мальчик.
— Девочка я, — карие глаза расширились, густые ресницы захлопали часто. — Лукерья.
Капитан отвернулся, в размышлении, медленно потирая свои сверкающие залысины ладонью.
Делать, однако, было нечего. На удачу, одна из кают на «Востоке» пустовала. В ней собирались поселить немецких учёных-натуралистов. Ждали, что учёные мужи присоединятся к экспедиции во время стоянки в Копенгагене. Однако немцы не приехали, в последний момент письменно известив, что отказываются от участия в плавании. Беллинсгаузен досадовал: дома, в России, на «Восток» просились два российских студента-естественника, но им было отказано ради никому не известных иностранцев…
Вместо них заселили Лушу. Каютка была совсем маленькая, с двумя койками — одна над другой, комодом, привинченным к полу, который одновременно служил столом, умывальником и двумя складными табуретками. Между койками и комодом едва можно было повернуться взрослому человеку.
Учёным тут, верно, было бы тесновато. Куда бы они свои папки для гербариев, микроскопы и книжки пораспихали, непонятно. А Луша была довольна. Она уселась на нижнюю койку, попрыгала на ней немного — так, проверка жёсткости. Одобрительно похлопала ладонью — ничего, мол, сгодится. Посмотрела наверх, вздохнула. Дома, в детской, постели тоже располагались в два яруса. Наверху всегда спал Руся.
Но здесь его не было.
Не было и всё тут — вопреки радужным и глупым надеждам, которые заставили Лушу сбежать из гостеприимного дома Лангсдорфа и в последний вечер перед отплытием пробраться на борт «Востока» в шлюпке с сеном.
Глава 12. Бегство
Вчерашний день — последний день Лушиного пребывания в доме консула — выдался беспокойным.
До обеда Григорий Иванович, по обыкновению, занимался научными изысканиями за письменным столом в библиотеке. Луша в платье, с коротко остриженной головой, сидела в другом конце просторной комнаты.
С ногами забравшись в кресло, она рассматривала картинки в атласе растений. Сквозь приспущенные шторы в комнату проникал солнечный свет, широкой полосой ложился на пол, озарял коленкоровые корешки толстых папок, теснящихся внизу, на книжных полках.
Утомившись от продолжительной писанины, Лангсдорф поднялся из-за стола, скрипнув стулом. Незапертая дверца книжного шкафа закачалась. Солнечный зайчик заплясал на Лушиной щеке. Луша сощурилась, лениво отклонила голову в тень, перелистнула страницу.
Натуралист потянулся, не спеша прошёлся по комнате, разминая шею и плечи. Потом остановился напротив кресла, нагнулся к девочке и вгляделся в её лицо.
