Пока Луша вновь набирала код у подъезда — особо не задумываясь, просто нажимая стёртые, отполированные кнопки, что сильнее всего блестели под забрызганным извёсткой фонарём, — Глеб, аккуратно приставив край массивной иконной доски на носок чёрного форменного ботинка, ждал, задрал голову к небу.
Молчаливые осенние звёзды сияли, заговорщически подмигивали им сверху, из загустевшей синевы.
На лестнице по-прежнему пахло ремонтом. Ребята протиснулись мимо уставленных вёдрами, заляпанных извёсткой дощатых козел, и остановились на тускло освещённой площадке возле лифта.
Луша с сомнением посмотрела на Глеба, который в очередной раз перехватил свою довольно увесистую ношу поудобнее, и теперь стоял, прижимая икону к животу, упираясь в верхний край подбородком.
— Надо, чтоб Тоня ничего не заподозрила, — нахмурясь, сказала она. — Только как это сделать?
Глеб, отдуваясь, снова опустил икону вниз, на свои ботинки — поставить её на заляпанный извёсткой, закапанный непросохшей масляной краской пол было немыслимо.
— Сделаем вот как, — заговорил он задыхающимся, несколько взвинченным шёпотом. — Ты первая в прихожую заходишь, и сразу по коридору — прёшь как танк и Тоню за собой увлекаешь, зубы ей заговариваешь, у тебя это обычно хорошо получается… — усталое его лицо на мгновение озарилось улыбкой.
Луша в ответ тихонько фыркнула, лукаво взглянула на него исподлобья. Огромные карие глаза её смеялись, звёздами сияли в смутном полумраке, пахнущем свежей краской.
Глеб вдруг будто утонул. Первый раз он смотрел девчонке в глаза вот так — открыто, просто, и ничуть не смущаясь. Резкий запах туманил, кружил голову. Где-то на самом верху послышались голоса, музыка, собачий лай. Громко хлопнули двери.
— Идём, пора уже.
Рублёв, словно очнувшись, вскинулся, озабоченно сдвинул брови.
— Только свет в прихожей не включай! — предупредил он Лушу. — Я следом зайду и сразу — в кладовку. Спрячу пока там, между старыми холстами на подрамниках, Тоня и не заметит.
Лукерья одобрительно кивнула. План был хорош. Оставалось осуществить его без сучка без задоринки, потом срочно посвятить во всё Руслана и вместе обсудить дальнейшие действия. Впереди их ждали важные дела и серьёзные испытания.
На площадке третьего этажа был полумрак. Какая удача — лампочка перегорела! Пожалуй, это хороший знак.
У дверей квартиры Глеб посторонился, пропуская Лушу вперёд.
— Как-то там мой Руська? — пробормотала она, нерешительно поднимая руку к кнопке звонка.
— Сейчас узнаем… — выдохнул Глеб из тени. — Жми!
Луша нажала. «Красный» колокольный трезвон раздался из динамика дверного звонка и поплыл, ликуя, над полутёмной лестничной площадкой.
Кое-кому не спится
Руслан проснулся, когда за окном было совсем темно. В кабинете мягким оранжевым светом горел торшер.
Руся выбрался из-под уютного шерстяного пледа — видно Тоня укрыла… На придвинутом к дивану журнальном столике стоял недопитый стакан с водой и валялся полупустой смятый блистер. Руся проглотил остатки минеральной воды в стакане, которой днём запивал выданные Тоней таблетки. Поморщился — без газа вода была невкусной. Тёплая, солоноватая, прям как кровь, только пожиже… — подумал он, скривившись.
Осторожно пошевелил забинтованным запястьем, охнул тихонько. Впрочем, если не дёргаться по-глупому, вполне терпимо.
Он сел, свесив ноги с дивана, нашарил босыми ногами огромные хозяйские шлёпанцы, прислушался. Спят уже все, что ли? Когда сестра с Глебом домой вернулись, он даже и не слышал…
На мобильнике было пол-четвёртого. Так, а по-здешнему — пол-второго. Может, и правда, спят…
Руся поднялся, лениво прошаркал к роялю. Из тёмной глубины полированной крышки на него, криво ухмыляясь, смотрел довольно помятый всклокоченный тип с забинтованной рукой. Подвигов за этим типом нынче не числилось. Кроме «не в тему» шумного переполоха в музее и по-глупому пораненной руки.
Руська с недовольным видом отвернулся от своего отражения, и вышел в из комнаты.
В квартире было темно. И тихо.
Стараясь не скрипеть рассохшимся паркетом, он пробирался по тёмному коридору.
«Тоня мне скажет — всё, спать. А я скажу ей, жалобно так скажу — То-онь, а Тонь, я хочу варенья! Она скажет — ночью??? А я скажу — ну я же не виноват, что полдня проспал. Я его ещё днём хотел, даже во сне хотел… но проснуться никак не мог…
Ой, лучше пусть она ни о чём не спрашивает. Пусть лучше спит давно…»
На удачу на кухне было темно, только полная луна глядела в незавешенное окно. Лунный свет ровными белыми квадратами ложился на подоконник. Мерцали крышки аккуратно расставленных кастрюль, холодно сиял чистый, отмытый до блеска линолеум. Руся потянулся было к выключателю, да передумал — зачем, и так всё видно! — и сунулся в шкафчик.
Заветная вазочка для варенья была пуста и тщательно помыта.
— Всё съели, всё вымыли… — разочарованно простонал он.
Значит, придётся заглянуть в кладовку — пару дней назад Тоня уже посылала его туда за прекрасным вишнёвым вареньем. В зелёной трёхлитровой банке стояло оно на деревянном стеллаже между солёными огурцами и консервированным яблочным компотом.
Руся тихонько, чтоб никого не разбудить, побрёл по длинному коридору, подсвечивая себе телефоном. Из дальнего угла загадочно поблёскивала полированным носом бронзовая наяда Селитра Ивановна…
Руся открыл дверцу и, неловко запнувшись за порожек, с шорохом ввалился в тесную узкую кладовку.
Полка с соленьями оказалась заставленной здоровенной доской. На доску была накинута какая-то тряпка.
— Это ещё что такое?
Руся посветил. Это не тряпка, это Лушкин платок. Что это он в кладовке делает? Обычно платок на наяде висит. А я смотрю, Селитра Ивановна какая-то полуголая нынче…
— А это что за доска? — Может, картина?
Руся сдернул платок и присвистнул шёпотом.
— Ух ты! Так это не картина, а икона… И позавчера её здесь точно не было!
В коридоре раздались шаги. Кто-то направлялся в ванную. Время от времени этот кто-то тихонько шмыгал носом. Руслан услышал приглушённый шум льющейся воды, а после — опять шарканье тапочек по коридору. Повеяло знакомыми духами. Антонина!
Руся почувствовал себя как-то неловко, будто он воришка какой. Он попятился вглубь кладовки, споткнулся, и — ну как нарочно! — с глухим стуком выронил на пол мобильник.
— Эй, кто там? — испуганно выдохнула Тоня. В коридоре вспыхнул свет.
Руся нашарил здоровой рукой телефон, прочистил горло и с относительно невинным видом высунулся из кладовки:
— Это я, Руслан.
— Ух, напугал меня до смерти! — с облегчением произнесла Тоня каким-то странным голосом. Будто простуженным, что ли… Точно, даже глаза у неё были красные и припухшие слегка.
