Не повернёшься, такая теснотища… И запах здесь… Бензином несёт, а ещё… Как после грозы будто. С улицы, видно, дождём тянет. Хотя… вроде все окна закрыты.
Он обернулся. На заднем сиденье никого не было.
Какого лешего он всю дорогу ехал, как селёдка в бочке! Пассажир с неудовольствием покосился на толстую тётку в лохматой кофте и цветастом платке, заполонившую весь проход своими сумками, и теперь мерно клевавшую носом в запотевшее оконное стекло. Поёрзал раздражённо, потому что тётка, к тому же, заняла две трети их общего сиденья. Снова оглянулся.
Нет, постой-ка, с самого начала сзади кто-то был… Ну, конечно, двое сидели! Похожие как две капли воды… Эти как их… Twins… Близнецы, во. Он сначала даже опешил — подумал, с недосыпу уже в глазах двоится…
А теперь пустое сиденье. Не приснились же они, близнецы эти. Вышли где-то, что-ли? Как они через заставленный сумками проход перелезли, а он даже не заметил, — загадка. Ну, видно, крепко заснул.
Да, и сумка! Сумка у них была приметная! — Яркая и с наклейкой каких-то авиалиний. Ого — сумка-то — вот она, стоит под сиденьем. Может — тоже тёткина? Он смерил взглядом грузную соседку в блескучем платке с розами. Что-то не похоже. Не тёткин стиль…
Исчезли. Ну дела. Не иначе, вмешательство инопланетного разума… Он усмехнулся, поскольку в инопланетян вообще-то не верил.
Может, террористы?
Сообщить водителю?
Пассажир засомневался. Если честно, ему хотелось скорее добраться до дома. Да и кто будет возить взрывчатку в такой приметной сумке. Да ещё с помощью не менее приметных близнецов! Которые, впрочем, умеют растворяться в воздухе… А скорее всего вышли, а сумку просто забыли под сиденьем, растеряхи. И теперь, не иначе, получают нагоняй от родителей.
* * *
Маршрутка тем временем лихо подрулила к остановке.
— Конечная!
Пассажиры зашевелились. Человек в горных ботинках помог проснувшейся соседке выгрузить багаж, задумчиво поскрёб подбородок, закинул за плечо фоторюкзак, а потом забрал из салона все оставшиеся там вещи.
…Озоном, кстати, там больше не пахло.
Близнецы спешат на помощь
…Из маршруток они ещё никогда не ныряли. А тут — пришлось.
Всегда благоразумная Луша, после дежурного разговора с Тоней (сообщить — мол, всё в порядке, минут через пятнадцать будем у метро) нервно затолкала телефон в карман, схватила Руслана за руку, бесцеремонно выдернула у него из уха микронаушник и выдохнула ему прямо в лицо:
— Я ныряю! Сейчас же!
— Что-о? — удивился Руся и выключил плейер. — Что случилось?
— Глеб потерялся! Тоня его везде ищет, уже в милицию заявила. Как ты понимаешь, здесь она его не найдёт.
— Та-ак… — Руслан сощурился, быстро прикидывая в уме варианты и последствия. — Без меня — не смей! — Вместе. — Здоровой рукой он достал из кармана надорванный билет в музей, сплюнул в него жвачку, скомкал, быстро сунул в карман. — Держись за меня. Двумя руками! Крепче!!!
Луша торопливо ухватилась за него двумя руками. Он слышал её частое, взволнованное дыхание.
— Поведёшь? — негромко то ли спросил, то ли распорядился он.
Она напряжённо кивнула, уже настраиваясь на прыжок.
И они сиганули. Прямо с заднего сиденья маршрутного такси «Гатчина — Санкт-Петербург». А сумка осталась. Не тащить же тётушкино варенье и пирожки с капустой в XV век?..
* * *
…Может его украли?
Она вспоминала все эти исчезновения, все эти странности…
Секта? Но как? Когда?
Может, я сама виновата? Слишком многого требовала. Была вечно занята, озабочена бытом, своими проблемами на работе, итальянским, этой постоянно откладывающейся поездкой — не нашла времени понять, разобраться, что происходит… А ведь чувствовала, видела — творится что-то странное. Фантасмагория какая-то, чудовищная, невероятная!.. А может это я сама постепенно теряю рассудок? Просто схожу с ума?
* * *
Оглушительно зазвонил телефон. Тоня вздрогнула. Господи, неужели нашёлся! Или… Она долго не могла попасть пальцем в нужную кнопку.
— Да, слушаю! — не своим голосом крикнула наконец.
Звонили из опеки. «Всё замечательно, — радостно сообщал ей женский голос. — Ваше дело сдвинулось с мёртвой точки, скоро все документы будут оформлены, и можно будет поздравить и вас, и мальчика, и нас тоже. Ну как же, конечно — мы ведь всегда радуемся за ребёнка, который нашими общими усилиями обретает близких… Алё, алё, вы слышите меня? Ой, видимо, что-то со связью…»
Антонина молчала. Отвечать просто не было сил. Надо же было получить это известие именно сегодня…
Она долго глядела на погасший экран телефона, не понимая, что теперь делать, куда идти, и вообще — как жить дальше…
А потом — пропали близнецы. Не вернулись к назначенному сроку.
Их мобильники замолкли… Снова, опять — «вне зоны доступа»! Это звучало как приговор…
* * *
…Тяжёлые дубовые створы стонали под тяжкими мерными ударами тарана.
Наконец, не выдержав напора, двери храма треснули и разбойники ввалились внутрь.
Застучали под древними сводами конские копыта, забряцала сбруя, загремели сорванные, сбитые наземь иконы в дорогих окладах. Снаружи, сквозь разбитые двери, донеслись в храм жалобные вопли, стоны, надрывный женский плач.
Глеб оглянулся, попятился к столбу. Отступать было некуда. Схватив в руку увесистый обломок деревянной лестницы, замер, готовый живым не сдаваться.
Один из ордынцев, перешагнув опрокинутый подсвечник, пошёл прямо на него, поигрывая плетью и скаля зубы в хищной ухмылке.
Удар. Хлёсткий, стремительный, молниеносный.
Глеб даже дёрнуться в сторону не успел, не то что увернуться. Голова будто раскололась. На мгновение ему показалось, что глаза больше нет. Он пошатнулся, почти ослепнув от боли, прижал ладонь к лицу. Под рукой стало горячо и мокро.
Глеб провёл по штанине, стирая с ладони кровь, и решительно сжал обеими руками увесистый деревянный обломок.
Размахнулся — яростно, так, что хрустнуло в плече, и со стоном обрушил палку куда-то вперёд себя.
Ударил снова. Ещё, ещё!
Он рвался вперёд, чувствуя, что сзади его уже ловят, хватают чьи-то руки — настойчиво, цепко, с двух сторон, повыше локтя… Уже! Окружили!!! Скрутят и — конец… Он рычал от злости и отчаяния, и рвался, всё рвался вперёд…
* * *
— Держи! Держи его крепче! — по-русски заорал прямо над ухом срывающийся, ломкий голос. — Луша, держи! Не отпускай!
— Глеб! Глеб!!! Это мы! — надрывалась та. — Постой, остановись! — Надо вернуться! Ты слышишь, нет?
