Мальчик скакал вокруг меня, принимая воинственные позы и молотя кулаками воздух. Вообще-то это я придумала дразнить его Хорек-Игорек, за ловкость и кровожадность, но сейчас рассмеялась:
– Где ты видел быстроногих хорьков? У них же совсем малюсенькие лапки! Пусть уж тогда «безжалостный»…
– Не, «визжалостный» мне не нравится, лучше – «непобедимый». Да, Непобедимый Хорек! – Игорек нахмурил брови и сморщил нос, чтобы выглядеть пострашнее, но мордочка получилась такой забавной, что я повалилась от смеха на песок.
– Ладно-ладно, смейся, – мальчик старался сохранить суровый вид, – мы все равно великие воины и победили этих трусливых койотов, а если полезут еще, то в следующий раз им придется и похуже…
Но в следующий раз все было иначе.
Почти на окраине деревни был пруд, в отличие от речки – довольно глубокий, поэтому детям нашего возраста ходить к нему запрещали, но все, разумеется, потихоньку бегали.
Мы играли в загадки, сидя на берегу пруда и пуляясь камешками в воду. Игорек знал сотни загадок, просто неисчерпаемое количество (у мальчика была феноменальная память), и я почти все отгадывала, кроме самых смешных (ну правда, мне до сих пор кажется, что «сидить дід за подушками і стріляє галушками»
[1]
– это очень смешно, а отгадка скучная и все портит), поэтому хитрый мальчишка нарочно вспоминал загадки посмешнее.
Хотя в тот раз я спеклась на совсем обычной – про коноплю.
Игорек только успел сказать:
– Били мене, били, на шматочки порвали, у воді мочили, по траві валяли… – а я уже смеялась и показывала на него пальцем:
– Я знаю, знаю! Это ты, Дзыга!
– Чего ты, не дослушала даже, – начал было обиженно Игорь, но потом до него дошло, и он сам рассмеялся.
Мы валялись в песке, хохотали и кидались друг в друга какими-то щепками, но тут Мишенька вскочил и заворчал. Я оглянулась и увидела, что по дороге, поднимая клубы пыли, двигается толпа деревенских мальчишек. Небо было ясным, светило солнце, но мне стало тревожно, как перед грозой. Казалось, что единственное грозовое облако спустилось с неба и ползет теперь к нам – прямо по земле. Мальчишки как будто услышали мои мысли (а может, просто увидели нас) и что-то угрожающе заорали.
Мы встали. Игорь взял меня за руку.
– Что будем делать? – спросила я, не отрывая взгляда от дороги.
– Пойдем подальше от воды.
Мы отошли от пруда к дереву, под которым паслась Мурка, и вдруг Игорек сказал:
– Глория… ты, это… иди отсюда. Уходи, они тебя не тронут, они по меня идут… А я тут сам. Ты иди.
И тогда я впервые услышала это свое «дзень» – как будто в груди взорвался маленький хрустальный шарик с ментолом, стало холодно, и бесстрашно, и безрадостно. Я еще не знала, что так будет всегда, если понадобится принять неправильное решение, от которого невозможно отказаться.
– Ты что, совсем? – Я покрутила пальцем у виска. – Мы же друзья навеки, куда я от тебя пойду?
Обычно любую драку мы начинали весело, с индейскими воплями и насмешками над нападавшими, мы научились видеть друг друга и «работать» вместе – сталкивать мальчишек лбами, бросаться им под ноги, принимать «пас». Это было как танец или как двойное жонглирование крупными и сопротивляющимися предметами. Мы не боялись.
Однако в тот раз Игорь просто кивнул, не глядя на меня. Он стоял спокойно, но плечи у него были опущены и руки повисли как-то бессильно – словно он сомневался, что они ему пригодятся.
Мне захотелось его развеселить.
– Хорошо, что синяки еще с того раза не прошли, – сказала я, легонько толкнув Игорька локтем, чтобы он на меня посмотрел, – дома не так влетит.
– Точно. – Он все-таки улыбнулся. – Ладно. Пусть эти гады ближе подойдут, а там решим…
Но гады не спешили подходить поближе. Они остановились метрах в двух от нас, перестали орать, просто стояли молча. Мы тоже не двигались.
– Боятся подойти, – злорадно шепнул мне Игорек.
Оно, конечно, может, так и было. Но дело в том, что подходить они и не собирались. Есть одно старое, проверенное средство, вполне подходящее для таких случаев, описанное во множестве книг, в том числе и в Библии. Называется «побивание камнями».
Никто так ничего и не сказал, мальчишки даже не стали нагибаться за камнями, хотя вокруг было их довольно – крупных, круглых, с кулак младенца. Они принесли камни с собой, в руках, в карманах, и стали молча швырять в нас. Мы, честно говоря, не остались в долгу, но их было больше, кто-то подтаскивал боеприпасы, а кто-то только швырялся. Они действовали слаженно, не так, как обычно.
Они стали теснить нас в сторону пустыря, разбитого маленькими мусорными заборчиками на участки, где выращивали кормовую морковь и свеклу. В это время дня там никого не бывало.
Получить камнем в лицо – совсем не то же самое, что кулаком, и мы отступили. Мурка убежала, и я слышала где-то позади ее жалобное блеяние, а Мишенька жался к моим ногам. Он был бродячей собакой, а бывших бродячих собак не бывает. Он очень боялся камней.
– Давай на них! – крикнул Игорек. – Прорвемся!
– Нет! – прокричала я в ответ. – Миша не пойдет! Я не брошу собаку!
Я пыталась прикрыть лицо рукой, мне засветили камнем в локоть, и я зашипела от боли.
Мы отползали, отчаянно отбиваясь, пока не уперлись спинами в один из хлипких заборчиков. Отступать дальше было некуда, но мальчишки так и не подошли, они держались на расстоянии, все швыряя и швыряя камни.
Мишенька ополоумел от страха. Прижав уши, он свернулся креветкой у моих ног и только взвизгивал, когда в него попадал очередной камень. Я пыталась заслонить его, а Игорек старался закрыть меня, но мы оба были такие маленькие и хлипкие, что от этого не было никакой пользы.
Когда мне здорово разбили лоб, а Мишеньке подбили лапу, Игорек вдруг, тоненько зарычав, обернулся к забору и потащил на себя большую доску. Доска на удивление легко поддалась, мальчик схватил ее поперек и, пошатываясь и все так же яростно завывая, пробежал под градом летящих камней и врезался в наших обидчиков, повалив их с ног.
Образовалась куча мала, мальчишки стали наползать на Игоря, колотить его. Я увидела, как кто-то заносит над ним так и не брошенный камень, и совсем взбесилась.
– Миша, фас!!! – заорала я. – Мурка, ко мне! Вали их! Вперед пошла!
Мишу не надо было просить дважды – он был злопамятным псом. С рычанием набросился он на мальчишек. Я чуть замешкалась, выдирая из забора здоровый дрын, и побежала следом, но им хватило и собаки.
Пес дорвался. Он метался, как свихнувшийся ребенок в кондитерской лавке – этого схватить, и этого попробовать, и вот этого куснуть. И хотя не было необходимости ему помогать, когда, позвякивая колокольчиком, подтянулся партизанский отряд в лице Мурки, я мстительно указала пальцем на разбегавшихся мальчишек.
