– Но…
– Я. Сказала. Пойдет. В смену.
– Ира, ну нельзя пускать больную лошадь да еще под никаким наездником! Надо…
– Пошла вон отсюда. Не хочешь – без тебя обойдемся. Джоник, поседлай.
– Ира, а может, ну его? Может, Гешу подождем? – заискивающе спросил Джо.
– Я сказала…
– Ладно, не ори, я выведу. – Я поняла, что Адик пойдет в смену в любом случае, раз уж Ире вожжа попала под хвост, и решила хотя бы смягчить ситуацию.
Но для начала я пошла к Геше в кабинет и позвонила Владимиру Викторовичу, нашему ветеринару.
– Дак что с ним, я не понял?
– Я не знаю, но он еле стоит и весь холодный. Геши нет, а тренер отправляет его в смену…
– Ни в коем случае, это же у него шумы в сердце были? Маленький такой, гнедой, в носочках, да?
– Да, точно он. Только тренер не станет слушать…
– Так дай я с ней поговорю!
– Ира и вас слушать не станет, нахамит, и все… Вы просто приезжайте, ладно? А я его пока пешком тихонечко погуляю.
– Ах да… Ира… Я и забыл… Ну ты там поосторожнее с ним, шажочком. Я приеду, как только смогу.
Адик шел, покачиваясь и тяжко вздыхая, как бычок из детской считалочки. Я решила сама на нем поехать и оставила Зоську в деннике.
– Опять твои штучки? – все не унималась Ира. – Отдай Адика… Девочка, как тебя зовут?.. Отдай Адика Свете. Сама поедешь на Зоське, как обычно.
– Зоська устала после работы, – сказала я холодно. Я начинала злиться.
– Я сказала…
Я молча запрыгнула в седло и отвела Адика подальше от Иры. На ор подтянулись близнецы.
– Что опять не так? Помощь нужна? – тихо спросил Пашка, осаживая возбужденного после работы Напалма.
– Да. Сможете смену повести? Адька заболел, сдается, а эта крыса вой подняла и на работу его выпихивает.
– Вот же сука! Не вопрос, Глория, поведем.
– Ты тоже одна не иди, пусть Юля с тобой. Мало ли что…
Мы с Пашкой просто офигели, когда Денис открыл рот.
– Точно! Я ей скажу. – Пашка умчался к Юльке.
Денис больше ничего не сказал, только улыбнулся, ну и кивнул – как обычно.
– Смена-а-а! Выходим! – услышала я Пашку.
Публика, неумело понукая лошадей, потянулась к воротам, мы с Адькой плелись в хвосте.
Уже на парковой дорожке, когда смена ушла далеко вперед, к нам подъехала Юлька на Тактике.
– Ну, как он? – спросила она, обеспокоенно глядя на Адика.
– Плохо. Еле идет. Знаешь, я… – Я хотела сказать, что поведу Адьку в поводу, но жеребец неожиданно рухнул на бок. Я отвлеклась и не успела спрыгнуть.
Меня крепко шмякнуло о землю, так, что пару минут я не могла вздохнуть.
– Адичка! Глория! Мамочки мои, Глория, ты жива?! – Юлька напуганным козликом скакала вокруг меня, я попыталась встать, но Адик всей тушей навалился мне на ногу, и ничего не вышло. По счастью, он упал на мягкой песчаной дорожке и просто придавил мне ногу, а не сломал или не раздробил, допустим, колено.
– Я жива, – отплевываясь от песка, сказала я уже плачущей в три ручья Юльке. – Тактика привяжи, а то напугается и удерет, и посмотри, как там Адька…
Пока Юлька металась меж двух коней, я снова попыталась высвободить ногу. Но, сколько ни дергалась, не могла сдвинуться с места – Адик был слишком тяжелым для меня.
– Адька дышит, но глаза не открывает. – Юлька села на землю рядом со мной и снова всхлипнула.
– Жив. Хорошо. Давай помоги мне выбраться.
Юлька неловко потянула меня за руку.
– Нет, – сказала я, – сядь вот тут, упрись ногами в седло и тащи меня как репку. Может, получится.
Юлька старательно пыхтела, тащила меня, я извивалась как могла, пытаясь ей помочь, мы извозились и почти потеряли надежду, но вот последний рывок – и мы вместе откатились от лошади.
Руки ныли, сапог остался под Адиком, но я была свободна. Я погладила жеребца по морде, он вздохнул, но глаз не открыл. Я задрала ему губу – пасть была синюшно-бледной.
– Поезжай за помощью, – сказала я Юльке, расстегивая подпругу, чтобы снять с Адика седло. Тут Адька приподнял голову и застонал.
– Встает! Он встает! – вскрикнула Юлька и опять расплакалась.
Я заторопилась. На Адьке было казачье седло с высокой лукой, оно помешало бы ему перекатиться на спину, если вдруг действительно он захочет встать.
Я потащила из-под него седло. Адька заворочался и заплакал. Теперь они с Юлькой рыдали хором.
– Адичка, сокол мой ясный, золото мое золотое, мальчик мой, ай мальчик мой любимый, давай, давай, поднимайся…
Конь тяжело перевалился на спину, один раз, другой, устал, полежал, тяжело дыша, потом начал снова.
– Юлька, поезжай уже, позови кого-нибудь!..
– Нет, я тебя не брошу. Он встанет, вот увидишь, надо будет его вести…
С пятнадцатой попытки Адик встал-таки, ноги у него дрожали, весь он был в пыли и песке, стоял, нервно раздувая ноздри, и тихо подвывал.
– Ай бравушки, мальчик мой золотенький, ай молодец… Юлька, держи его. – Я быстро натянула сапог и взяла жеребца в повод. – Ну, пойдем. Пойдем тихонечко – раз-два, ножку ставь, теперь другую, давай, милый, давай…
Жеребец шел как сомнамбула, тяжело заваливаясь на задние ноги, а передние переставляя так, словно ступал ими по ножам.
Я наклонилась и осмотрела ему ноги. Бабки сильно отекли, ноги были горячими, в жилах отдавалось эхо бешено стучащего сердца.
– Все, теперь вали. Быстро, – велела я Юльке. – Может, ему и нельзя самому ходить, доктор сказал – сердце…
Та наконец запрыгнула на Тактика и помчалась к конюшне.
– Ну-ну. Ну, молодец. Ножкой – раз, ножкой – два… И еще… Хорошо… – Мы с Адькой шли и шли. Я упиралась ему в плечо, будто и правда могла удержать, в голове гудело – то ли от падения, то ли от напряжения и страха за лошадь, и мне уже казалось, что мы так шли всегда, что вся моя жизнь сосредоточилась на неширокой песчаной дорожке. – Раз-два, мо-ло-дец… хорошо… и еще… – Я услышала топот копыт, увидела Гешу на Песенке и Джоника на Монблане.
«Геша приехал», – только и подумала я, и напряжение стало отпускать.
Геша скатился с кобылы, быстро осмотрел Адидаса, стал протягивать ему ремни под брюхо.
– Ох, малáя, малáя… Доктор приехал уже. Ждет… А тут Юлька… Ну, мы решили телегу не запрягать, раз она сказала, что он своим ходом… Так быстрее, значит… Держи ремень. – Геша снова забрался в седло, я подала ему ремень. Так и вели Адика две самые сильные наши лошади, я шла впереди и бормотала ему что-то, гладила храп.
