— Марта, Марта, кыс-кыс-кыс! Иди ко мне, моя кысонька… — И кошка, гнусаво замяукав, подошла к домовику и потерлась о полосатые ноги. А Ваня с возрастающим напряжением следил за постенем — кто знает, что еще его левая рука учудит… И схватил домовика за пустой рукав:
— Не надо, Шишок, пожалуйста…
Но домовой удивился:
— Чего не надо?.. Ты за кого меня держишь: что я — изверг разве какой? Кошка хорошая — нехай с нами идет… Сколь времени изба без кошки стоит — не ладно это! И Мекеша концы отдал — все одно к одному! Гляди, Марта — семицветка, и всем в масть: серые пятна — седые волосы Василисы Гордеевны, сивые — мои, желтые — Златыгоркины, соломенные — твои…
Ваня, уверившись, что домовик не собирается расправляться с животным, спросил:
— А вон еще белые, черные и рыжие — они тогда чьи?..
— Это — пятна дня, ночи и… солнышка, что ли? Хорошая кошка Марта!
Ваня пригляделся, и почему-то ему не понравились глаза хорошей кошки: в точности, как у крокодила, которого он видел в Чудовском зверинце. Правда, свое мнение мальчик оставил при себе, чтоб не провоцировать домовика на всякие непредвиденные поступки.
И кошка с глазами крокодила, которая ко всему прочему оказалась весьма понятливой особой, не отставая ни на шаг, бежала за ними до самого дома мягкой кошачьей побежкой, время от времени издавая победные кличи простуженным — а может, пропитым, — голосом.
Глава 5
Снова на юг
Как и следовало ожидать, птахи окрысились на кошку. И не мудрено: в первую же ночь хорошая Марта совершила покушение на жаворлёночка. Правда, птицы были настороже, и жаворонку удалось вовремя вспорхнуть, так что в лапах у Марты осталось всего несколько хвостовых перышек. Но и этого было достаточно — обе пташки покрыли незадачливую киллершу самой отборной бранью.
— Чтоб тебя коршун забрал! — орал в темноте жаворонок.
— Нет, коршуну с этой лахудрой не управиться! — выщёлкивал соловей. — Чтоб тебя помойный пес сожрал!
— Чтоб у тебя хвост облез!
— Чтоб ты от чумки околела!
Наконец Шишок не выдержал и запустил в птиц подушкой: дескать, чего разгалделись! А умная Марта молчала: в темноте мерцали страшные крокодиловые глаза.
Златыгорка спала исключительно на животе, вверх нечеловеческими выростами, а малые пташки забивались под теплые крылья хозяйки. Но теперь они вынуждены были взлететь повыше и оседлали ходики: слева примостился жаворонок, справа — соловей, а снизу, сообщая о времени, выскакивала кукушка. Образовался тройственный союз! Правда, жаворонок каждые пятнадцать минут призывал на голову механического сородича, мешавшего ему уснуть, всех железных ястребов на свете!..
А кошка по утрам терлась о первые попавшиеся ноги и сипло жаловалась, что злые силы лишают ее ночного ужина. Марта была всеядна, Шишок проверял: принесет отруби — кошка съест, положит дольку лимона — схряпает, сырую картошку — сгрызет, даже ядовитые бульонные кубики жрала. Зато шкура у Марты в самом скором времени заблестела, как шелк, и перестала стоять дыбом.
Бабушка Василиса Гордеевна приняла кошку с величайшим почетом, а когда Ваня заикнулся насчет ее прошлого — известно ведь, что у кошек девять жизней, так вот, мол, не была ли Марта в одной из этих жизней крокодилом — бабушка перетасовала все кошачьи жизни и сказала, что никакого крокодильего прошлого у Марты нет… Но Ваня все равно сомневался: может, тогда будущее у кошки не совсем беспорочное…
Кошка Марта казалась сверхпослушной, внешне это выражалось в том, что как ты ее ни положишь — позы она не поменяет… До тех пор, пока ты не отвернешься. Шишок проделывал над гибким кошачьим телом различные опыты: закручивал — Марта соглашалась быть хоть спиралью ДНК, лишь бы Шишку угодить, держал вниз головой — Марта терпела, сажал себе на колени кверху лапами — Марта стоически выносила и это. Правда, после ее наглаживали, как парадный костюм, и давали плошку молока. Даже кошкина пятнистость радовала домовика: дескать, точь-в-точь, как их камуфляжная форма, и не взять ли нам Марту с собой… Но тут Василиса Гордеевна воспротивилась: а я с кем останусь, когда вы все укатите?!
— Действительно! — чесал в затылке Шишок. — Придется оставить тебя, Марта, дома, хоть ты и выглядишь, как полковой командир!
Ваня перестал ходить в школу — чего уж тут… Да и бабушка Василиса Гордеевна обещалась спроворить такую справку, что не подкопаешься, как, мол, вернешься — снесешь директору.
Для Златыгорки Василиса Гордеевна сшила удивительную плащ-палатку из брезента. В спине камуфляжной куртки проделали дыры, куда продевались крылышки, ну а уж сверху надевался плащ. Посестрима со скрипом и тяжкими вздохами примеряла новую одежку — скрытые, крылышки казались чудовищным горбом… Но что поделаешь: горбатая — зато не крылатая!
Соловейко недоумевал:
— Зачем самую красоту прятать? И летать тогда как?
Жаворонок высказывал опасения:
— А нам с тобой они не вздумают костюмы сшить? Я надысь видел пса в лапсердаке — ужас!
— Пущай только попробуют!
Пару раз в избу забредал сосед Коля Лабода, но Ваня был начеку: Златыгорку прятали в сенной чулан. Коля просил взаймы, а сам шарил глазами по сторонам, неуклюже выпытывая: а разве к ним никто нынче не прилетел?..
— На самолете, что ль? — прикидывалась Василиса Гордеевна. — Не-е, никто у нас не был…
Вдруг соловей, подружившийся в конце концов с воробьями, юркнул с весенней воли в открытую форточку, и Коля принялся тыкать в него пальцем: а это тогда кто?! Ваня пожал плечами, дескать, случайная птица в окно залетела… Соловейко возмутился:
— Я — случайная птица?! Да закономернее соловья ничего на свете нет!
Мальчик знаками попросил его на время удалиться — жаворонок сидел в чулане, на плече посестримы. Разобиженная птаха, выпархивая в окошко, просвистела:
— Могу и вовсе не ворочаться! Подумаешь! Только хозяйку жалко… Заклюете вы ее тут!
Ваня с опаской покосился на Колю, но, как и следовало ожидать, тот ни словечка из птичьих речей не понял.
А Василиса Гордеевна соседу даже денег одолжила, чего никогда не делала. Но Коля и деньгам не обрадовался, заглянул на прощанье под стол и удалился. Подошли к окошкам — поглядели в тщедушную Колину спину.
— Жалко его, — сказала бабушка. — Да ведь куда! Потом хуже будет… Нехай думает, что она ему привиделась… Ничё, счас пойдет нажрется — да и забудет про все…
— Дурак он будет, ежели забудет! — сказал Шишок. — Я бы на его месте не забыл…
А Ваня Житный, высунувшись в форточку, принялся выкликать соловушку, вертайся, де, чего обиделся?.. Бабушка пошла выпускать Златыгорку из чулана. А домовик случайно сел на пульт — и телевизор опять включился.
На сей раз по телеку казали трупы… Шишок глаза выпучил от изумления: дескать, всего я ожидал от энтого каженника, но тако-ого!..
