– Не топи камины несколько дней, и он сам принесет мешок угля.
– Маме нужно тепло, мне надо печь хлеб и готовить пищу. Я лучше замерзну, чем стану его о чем-нибудь просить.
– Да, понимаю, – решительно произнесла миссис Маллен, успокаивающе погладив Кейт по руке. – Жизнь сейчас похожа на ад. Самое скверное, – встрепенувшись, добавила она, – это то, что живущие здесь люди, получая уголь почти даром, затем продают его по два-два с половиной пенса за ведро. Вчера мне подсунули почти одну угольную пыль. Грабеж среди бела дня.
Три детских лица появились в окне кухни.
– Энни идет с нами?
Миссис Маллен распахнула дверь.
– Нет. Не идет. А теперь бегите отсюда!
– А-а-а-а…
Дети в бесформенных старых пальто и шарфах стояли с корзинками и граблями в руках. Роузи с пустым мешком за спиной переминалась с ноги на ногу.
– Э-э-э-э… Почему нет?
– Энни приморозила себе пальцы, и теперь они у нее болят, – сказала миссис Маллен. – А вы ступайте и принесите побольше шлама. Вечером мы разведем большой огонь и приготовим говяжью запеканку с картошкой и луком. А потом пригласим в гости Санта-Клауса.
– О-о-о! Запеканка и Санта-Клаус! – закричали малыши, гремя пустыми ведрами.
Они запрыгали по двору, выкрикивая слова незамысловатой песенки:
«На перекрестке, на перекрестке, где кайзер коня потерял, а орел с его каски слетел…»
Только Роузи медленно повернула голову и взглянула на окно, в котором виднелось грустное лицо Энни.
– Ты ведешь себя недальновидно, – сказала миссис Маллен соседке. – Остается только надеяться, что ты знаешь что-то такое, чего не знаю я.
Открыв ведущую на лестницу дверь, она спросила:
– Что-нибудь наверх отнести?
– Нет. Спасибо, – сказала Кейт. – Я ее умыла и отнесла завтрак. Миссис Маллен! А как насчет денег? Я вам что-то должна?
– Не считай меня хуже, чем я есть.
Соседка сердито тряхнула головой и начала подниматься вверх по лестнице.
Кейт повернулась к Энни:
– Выйди посмотри, не идет ли почтальон, – скосив глаза на часы, попросила она дочь.
«Без четверти десять. Нет, почтальон еще не приходил. Сегодня он обязательно опоздает. Как-никак сочельник. Сегодня утром должно прийти письмо. Он не отправится во Францию, не попрощавшись хотя бы в письме… Если Родни все еще в Англии, он обязательно напишет… Прошла уже неделя, а письма нет. До этого письма приходили через день. Что случилось?»
Возвратилась Энни.
– Кейт! Я его не встретила. Хочешь, я куда-нибудь схожу?
– Да. Надо пойти кое-что купить.
Кейт села за стол и составила список бакалейных продуктов, затем помедлила, прикидывая, хватит ли денег. Мысли ее невольно вернулись к прежним рождественским праздникам. В прошлом Толмаше каждый раз дарили ей много еды на Рождество. Вновь на Кейт накатило чувство невосполнимой личной утраты. Трудно было смириться с тем, что ей никогда больше не бывать в уютном домике в Вестоу, а три дорогих ее сердцу человека, которые одарили Кейт новой, лучшей жизнью, лежат бок о бок в земле.
Бернард и его сестра в буквальном смысле слова зачахли вскоре после смерти их брата Рекса и вынужденного ухода Кейт. Они умерли летом этого года с промежутком в один месяц. Первым почил в мире Бернард. В своем завещании он оставил Кейт двадцать пять фунтов из общей суммы в сто фунтов, которыми владел, не считая книг. Великодушие Толмаше поразило Кейт в очередной раз, когда она узнала, что старики жили на небольшую ежегодную ренту, едва удовлетворявшую их собственные потребности. Мисс Толмаше ежегодно покупала ей полный комплект превосходной одежды; маленькой Энни они тоже дарили одежду. Мистер Бернард снабжал Кейт дорогими книгами, а мистер Рекс любил подсунуть ей в багаж коробку шоколада и часто вручал пару фунтов «на мелкие расходы». Кейт удивлялась, что такие добрые люди вообще бывают на свете.
Она вспомнила последний разговор с мистером Бернардом.
– Будь счастлива, Кейт, – сжимая ее руки в своих, произнес старик. – Только это имеет значение. Только это важно. Человек должен быть счастливым и другим приносить счастье. Таков смысл жизни. Я провел много времени в размышлениях и наконец познал истину, к сожалению, слишком поздно, но у тебя, Кейт, еще есть шанс устроить свою жизнь так, чтобы быть счастливой.
Кейт подумала, не узнал ли мистер Бернард о ее романе. Немного поразмыслив, она пришла к выводу, что узнал.
Дорогой, милый мистер Бернард…
– Кейт! – прервала ее размышления дочь. – Мне купить картошку в магазине или в доках?
– Нужно говорить «картофель», Энни!
– Картофель… Извини, я забыла.
– Купи в магазине. От доков долго идти, а картофель тяжелый. Вот список покупок. На, возьми пенни на трамвай. Поедешь обратно на нем. Не останавливайся, если с тобой заговорит незнакомый мужчина. Понятно?
– Да, Кейт.
– Иди.
– А вот и почтарь, Кейт, – стоя у распахнутой входной двери, крикнула Энни. – Извини, почтальон.
– Спасибо, дорогая. Я иду.
Кейт напряженно застыла у порога в ожидании, когда почтальон подойдет к ней.
– Вам – два, – сказал он, протягивая Кейт белые прямоугольнички.
Она бросила на них взгляд. Поздравительные почтовые открытки.
«Родни! Что такое? Что с тобой случилось?»
Разочарование легло на нее тяжелым бременем.
Вернувшись на кухню, Кейт встала посредине помещения и обвела комнату затравленным взглядом. Она чувствовала себя загнанной в угол, связанной по рукам и ногам, обреченной прозябать в этих четырех стенах. Подобного рода чувства впервые навалились на нее тогда, когда Кейт пришлось навсегда покинуть Толмаше, но Родни из-за событий, случившихся в прошлое Рождество, сумел развеять черные тучи, вырвав ее дух из ловушки этого мрачного дома и района Пятнадцати улиц.
Страдания той злополучной ночи едва не сломили ее дух. Унижение, которое она испытала, извиваясь под безжалостным ремнем, принесло Кейт больше страданий, чем физическая боль. Впервые ей захотелось умереть… А потом пришел он. Как только Родни вошел в комнату, Кейт поняла, что лишь этот мужчина, и никто другой, может вернуть ей вкус к жизни. Больше она не будет противиться его желаниям.
Через неделю он уехал, оставив больную тихо лежать в постели и грезить о странном счастье, которое зиждилось лишь на осознании того неоспоримого факта, что они любят друг друга. А потом на ее имя начали приходить письма, иногда каждый день, но чаще через день. Они, подобно лучам света, рассеивали вечный мрак, висящий над утопающим в грязи районом Пятнадцати улиц.
С тех пор они виделись только раз… Несколько украденных часов во время его поездки в отдаленный уголок Шотландии. Родни телеграфировал ей, назначив встречу в Ньюкасле. Большую часть времени они провели в ресторане, молчаливые и скованные. Они предлагали друг другу отведать то или иное блюдо, но кусок просто не лез в горло. На этот раз ее любви недостаточно было просто слов. Кейт жаждала от слов перейти к более активному проявлению чувств. Ее тело желало дать Родни то, чего он и сам желал, но не осмеливался попросить. Его любовь оказалась нежной и заботливой, хотя Кейт инстинктивно чувствовала, что в душе Родни пылает неуемная страсть. Это несколько озадачило Кейт, но и вызвало определенное нетерпение. Кейт втайне хотела, чтобы он взял ее силой, не дав времени убояться последствий их связи. Ей не хотелось размышлять над этим. Ей не хотелось думать о будущем. Чего Кейт по-настоящему боялась, так это еще одного ребенка. Она страшилась, что наступит такая минута, и это дитя скажет, как Энни: «Они говорят, что у меня нет папы». Позже дочь, вполне возможно, простит ее за то, что когда-то Кейт по неопытности зачала ее, но вот еще один ребенок, рожденный в зрелые годы, заставит Энни стыдиться своей матери… Разум твердил: «И она будет права», а сердце кричало в ответ: «Неважно!»
