— Это что, волшебство? — резко и нетерпеливо спросила Бренда.
— Нет, — ответил Сири. — Слова.
— Она это и имела в виду, — сказал Джералд. — Магические заклинания.
— Да нет же, — замотал головой Сири. — Это были слова, а слова — обычное дело! А волшебство — это всякие штуковины вроде ваших говорящих шкатулок или того ящика, который готовит без огня.
— Это не колдовство! Это наука! — возразила Бренда.
— И еще электричество, — добавил Джералд.
Наступило молчание — обе стороны обнаружили, что не понимают друг друга. Оказалось, что Айна и Сири глядят на Гейра в надежде, что у него достанет мудрости все объяснить. Особенно мудрым он себя не чувствовал, но постарался, как мог.
— В словах нет ничего волшебного, — сказал он. — Просто если их правильно произнести, они делают, что надо. Ну вот если я скажу: «Передайте мне, пожалуйста, хлеб» — да нет, спасибо, я так, для примера! — то вы мне его дадите.
Эта наглядная демонстрация так насмешила великанов, что даже стол затрясся.
— Но ведь если я скажу какую-нибудь ерунду, ну, вроде «гоббледигук», вы же не дадите мне хлеб! И все остальное так же. Просто надо сказать нужные слова.
— Ну, я бы все равно назвал это волшебством, — рассудил Джералд.
— Послушай, — перебила его Бренда, — вот эти дорики. Жутики просто — такие они… как рыбы, как змеи… и глазища желтые так и таращатся! А они правда умеют превращаться во что захотят?
— Наверно, да, — кивнул Гейр.
— Тогда что им мешает превратиться в блох и запрыгнуть сюда через щелочку под дверью? — спросила Бренда, понизив голос и опасливо косясь в сторону задней двери.
Сири и Айна тоже посмотрели туда. Они здорово испугались.
— Как ты думаешь, она запечатается, как обычные двери? — спросил Сири.
Гейр был уверен, что запечатать можно любую дверь. Он был уже готов произнести слова, как вдруг подумал, что это удобный случай устроить великанам еще одну наглядную демонстрацию. Он повернулся к Джералду и сказал ему слова.
— Встань перед дверью и говори, — велел он. — А потом попробуй ее открыть.
Джералд так и сделал — крайне стесненно и недоверчиво. Потом он протянул огромную руку, поднял крючок и потянул. Дверь не открывалась.
— Ни фига себе! — воскликнул он. — Действует!
— Жутики! — заверещала Бренда, вздрогнув от радости так, что стол снова затрясся. — А что, передача по нашим приемникам — это тоже слова?
— Нет, это Помысел, — ответил Сири. — К тому же у меня плохо получилось.
Это вызвало новый всплеск великанского интереса. Хозяева успокоились, только когда Сири рассказал им про оба своих Дара, нашел перочинный ножик, который Джералд потерял неделю назад — ножик был за волшебным ящиком для стряпни, — и сначала разбил, а потом склеил обратно масленку.
— Это круче Ури Геллера! — восторгалась Бренда. — Ты же можешь миллионером стать!
Сири вдруг застеснялся, а к этому чувству он совершенно не привык. Он попробовал переключить довольно-таки обременительное внимание Бренды на Айну, объяснив, в чем состоит ее Дар.
— Ой! Ты предсказываешь судьбу? — обрадовалась Бренда. — А мне погадаешь?
Айна резко подняла голову.
— Извини, — сказала она. Голос у нее дрожал. — Я… Больше я не буду пользоваться Даром. Пока… пока не буду уверена, что мне задают правильные вопросы. Ничего бы не случилось, если бы… если бы… — Ей пришлось замолчать.
Всем стало неловко. Бренда постаралась загладить эту неловкость и не нашла ничего лучше, как спросить Гейра:
— А у тебя тоже есть Дар?
Гейр уже давно боялся, что кто-нибудь из великанов его об этом спросит. Он угрюмо покачал головой. Тогда Бренда ойкнула. Гейру подумалось, что это Джералд пнул ее под столом.
— Да нет, Гейр, конечно есть, — сказала Айна. — Если бы тебя выслушали, то задали бы мне правильный… — Ей снова пришлось замолчать.
— Ты это о чем? — спросил Гейр.
— Ты нас предупреждал, — закивал Сири. — Ты же сказал — не пускать внутрь ни одно живое существо, а дориги как раз и вошли в виде овец.
— Но ведь… ведь это было…
Гейру хотелось объяснить, что у него просто возникло такое чувство. И тут его осенило, что он не знает, как это, когда проявляется Дар. Выходит, Айна и Сири правы. А если это так, значит, он, Гейр, обладает самым редким Даром на свете. Даром Непрошеного Прозрения со времен короля Бана Доброго обладали лишь пятеро. К этому надо было привыкнуть. Еще надо было привыкнуть к открытию, что каков бы он, Гейр, ни был, теперь никто не сможет назвать его обыкновенным — теперь, когда Гарлесье захватили дориги и стало все равно. На Гейра снова навалилась тяжесть. Однако уже мгновение спустя он понял, что тяжесть появилась не только из-за этого открытия, но и из-за мерцания дома, где он находился. И тогда Гейр проговорил — очень неуверенно, ведь все это было для него совсем непривычным:
— По-моему, с вашим домом что-то неладно. Такое чувство, будто он… ну… в опасности…
Бренда ахнула. Джералд помрачнел.
— Более чем в опасности, — сказал он. — Через год он будет под водой.
— И наш дом тоже, — печально сказала Бренда.
— Ну что, Гейр, теперь-то ты мне веришь? — спросила Айна, вытирая глаза рукой.
— А почему он будет под водой? Как так? — сказал Гейр. — Дориги?
— Нет. Люди из Лондона! — Уныние и горечь в словах Джералда были велики даже по великанским меркам. — Хотят сделать из Низин это проклятое водохранилище, а потом пить из него!
— А у твоего папы что-нибудь получилось? — встревоженно спросила Бренда.
— Не знаю. Надеюсь, — ответил Джералд. — Он договорился, что сегодня вечером к нему придет какой-то его старинный приятель, который теперь сидит на высоком посту в министерстве. Только тетя Мэри говорит, что сейчас они друг друга на дух не переносят, так что этот высокопоставленный может затопить Низины просто назло папе. А тетя Мэри ушла на митинг против затопления. Ну почему я не могу ничего сделать?!
— И я, — подтвердила Бренда. Вздохнув, словно порыв ветра, она поднялась на ноги и принялась со страшным грохотом убирать тарелки.
Прочие сидели тихо, ошарашенные свалившимися на Низины несчастьями. Сначала дориги, теперь вот это… Никто не мог толком понять, почему великанов вдруг стала мучить такая жажда, что приспичило залить водой все Низины, но и спрашивать об этом никому не хотелось. Джералду и Бренде и так от всего этого было плохо. Трое детей думали, что же они будут делать, когда все Низины превратятся в озеро, пригодное только для доригов.
Гейра охватило грустное чувство триумфа: ведь он с самого начала связал мерцание дома с болтовней Бренды о потопе. Стоило ему подумать о мерцающей тяжести, как она навалилась на него с новой силой, и Гейр обнаружил, что ему, как в Гарлесье, приходится держать себя в железных тисках, чтобы ей сопротивляться. А чем больше он сопротивлялся, тем тяжелее давила его тревога. После нескольких мгновений яростной внутренней битвы Гейр понял, что тревога хочет сказать ему что-то еще. Он испугался. Но при этом ему было стыдно за себя. Он заставил Сири освоиться с Помыслами, а сам так перетрусил, что теперь мог только закрывать глаза на собственный Дар! Беда была в том, что из-за крайней редкости Непрошеного Прозрения на свете не было ни одного живого его носителя, который знал бы о нем достаточно и мог бы помочь Гейру с ним свыкнуться. Гейр понимал, что придется управляться самому. От этого ему стало очень одиноко.
