– Увы! – горестно сказала Настя, протягивая вперед
туфли. – Я так стерла ноги, что не могу идти. Видите, что делается?
Сделав вид, что никогда прежде не слышала ни слова о хорошем
воспитании, она приподняла ногу и продемонстрировала Андрею Тимофеевичу
выразительные следы обувного изуверства.
– Вот это да! – протянул сосед. – А пластырь?
Вам необходимо заклеить ноги пластырем.
– У меня нет с собой.
– А у вас, Ира? Неужели в доме нет пластыря?
Ирочка беспомощно развела руками, признавая свою
аптечно-хозяйственную безалаберность.
– Присядьте, – не терпящим возражений тоном
приказал сосед, – я сейчас поищу, у меня, кажется, должен быть. Проходите
в комнату.
Пока Ира, выйдя на площадку, прикрепляла держателем
адресованную Доценко записку, Настя быстро огляделась по сторонам. Да, похоже,
Иришка не ошиблась, из просторной прихожей двери вели в три комнаты, и на двух
из них отчетливо видны были врезанные замки. Только в одну из комнат дверь была
распахнута настежь, туда Настя и вошла.
– Если хотите, позвоните пока, вызовите машину, –
донесся из кухни голос Андрея Тимофеевича. – Телефон стоит возле дивана.
Настя воспользовалась предложением и, разговаривая с
диспетчером, внимательно осматривала комнату. Ничего особенного, обычное жилище
одинокого мужчины, в меру опрятное, в меру неприбранное. Книг совсем мало,
собрания сочинений Чехова, Толстого, сказки «Тысячи и одной ночи» в восьми
томах и два десятка разрозненных изданий советских писателей – Белов, Астафьев,
Распутин, Богомолов, Васильев… На книжных полках за стеклом – несколько
любительских фотографий.
– Ира, а кто у него на фотографиях? – шепотом
спросила Настя.
– Не знаю, – так же шепотом ответила
Ирочка, – на одной, кажется, его покойная жена, а про остальные я не
спрашивала.
Неожиданно лицо ее напряглось, брови сдвинулись. Она подошла
поближе к одной из полок и стала пристально разглядывать стоящую на ней
фотографию.
Насте с ее места не видно было, что именно привлекло
внимание Ирины. Она собралась было задать вопрос, но не успела – в комнату
вошел Андрей Тимофеевич с коробкой пластырей в руке.
– Вот, нашел! – торжествующе воскликнул он. –
Держите. Такси вызвали?
– Да, спасибо. Пойдем, Ириша, я ноги заклею.
Настя встала и взяла из рук Андрея Тимофеевича картонную
коробочку, стараясь держать ее только ногтями и при этом так, чтобы он не
заметил.
– Что вас так заинтересовало, дорогая? –
недовольно спросил сосед, заметив, что Ира как вкопанная стоит перед книжной
полкой, не сводя с нее глаз.
– Какая красивая женщина. Кто это?
– Так… одна знакомая.
Сосед явно не расположен был к обсуждению, видно было, что
он хочет как можно быстрее выпроводить своих незваных гостей. Горячо благодаря
Андрея Тимофеевича за услугу, Настя и Ирина поспешно ретировались. Вернувшись в
квартиру Стасова, Настя стала торопливо стягивать колготки, чтобы прикрепить
пластырь. Вытряхнув полоски пластыря на стол, она осторожно положила коробку в
полиэтиленовый пакет и сунула в сумку.
– Ну что? – дрожащим голоском спросила
Ирочка. – Как он тебе показался?
– Никак. Мужик как мужик. Я же тебе говорила, у
преступников на лбу не написано, что они преступники. Обычный сосед.
– Зачем же тогда мы к нему ходили? Если на лбу не
написано, то что ты хотела там увидеть?
– Хотела посмотреть, как он на меня отреагирует. Хотела
увидеть обстановку, в которой он живет.
– Увидела?
– Увидела. Что за фотографию ты там рассматривала?
По-моему, твой сосед рассердился. Ему явно не понравилось.
– Там… Настя, только ты не думай, что я мнительная, что
мне все время всякие ужасы мерещатся.
– Не буду я ничего такого думать. Говори. Не тяни,
Ирка, через пять минут такси приедет.
– Там на фотографии женщина, очень молоденькая, лет
двадцати пяти. Она похожа знаешь на кого?
– На кого?
– На мать того специалиста по кошкам, к которому мы с
Мишей ходили котов пристраивать.
Вот это номер! Неужели сосед знаком с этой семьей? Тогда
понятно, что у него могла оказаться информация о старухе Фирсовой и ее
несметных сокровищах. Неужели все сходится? И Босх, и Фирсова, и странности в
поведении. И даже привычное словечко «дорогая». Пока рано делать выводы, сейчас
она поедет к Ольшанскому, отдаст ему коробочку из-под пластыря, пусть эксперты
посмотрят отпечатки пальцев.
– Ты уверена насчет фотографии? – строго спросила
она Ирину.
– Не уверена. На фотографии ей лет двадцать пять, я же
говорю, а на самом деле у этой женщины сын такого же возраста. Просто есть
какое-то сходство.
Настя, я… Я боюсь. Ты сейчас уйдешь, а я одна останусь. А за
стенкой – убийца.
– Во-первых, с минуты на минуту придет Миша, так что ты
не одна.
Во-вторых, тебе ничего не грозит. Зачем ему тебя убивать?
Его же поймают в две минуты. Выбрось из головы эти глупости.
Настя ни одной секунды не верила в то, что говорила. Если
Володя Ларцев прав, Шутник как раз и хочет, чтобы его поймали. Более того,
последнее послание этого мерзавца совершенно отчетливо давало ей понять, что
поймать его можно только на седьмой жертве. Значит, в качестве таковой он
наметил себе человека, которого Настя знает. Почему этим человеком не может
быть Ира? Только потому, что она никак, ни по каким показателям не становится в
один ряд со всеми предыдущими жертвами? Но ведь закономерность, лежащая в
вычислить, это второе. Ну что ж, начнем все сначала, опираясь на то, что
предложил Ларцев.
Надежда Старостенко, она же Надька Танцорка – все лучшее в
жизни осталось позади, впереди только пьянство и бессмысленный блуд. Можно
уходить.
Танцорку похоронят в чистой новой одежде, а не в грязных
обносках.
Геннадий Лукин по кличке Лишай – в жизни, похоже, вообще не
было ничего хорошего, жалкое существование нищего бомжа, роющегося в помойках
окрестных домов. Вполне можно уйти в мир иной. И Лукин будет похоронен должным
образом и в приличном виде.
Валентин Казарян, бывший работник милиции, из ложной (или не
из ложной, а из истинной?) гордости порвавший все связи со своим окружением и
скатывающийся на самое дно. Достаточно молодой, пока еще здоровый, но из-за
своего характера не имеющий перспективы. Может быть, ему пора уйти уже сейчас,
не дожидаясь, пока он дойдет до жизни Генки Лишая? А ведь дойдет, это
несомненно.
Серафима Антоновна Фирсова, одинокая пенсионерка, в квартире
которой при тщательном обыске нашли ювелирные изделия и золотые монеты на
огромную сумму, – жизнь прожита, впереди все будет только хуже и тяжелее.
Зачем тянуть с уходом? Деньги не сделали ее старость легче, но обеспечат ей
достойные похороны.