ДОЦЕНКО
Просто уму непостижимо, почему это не случилось раньше! Стасов
уже два года как привез жену и ее родственницу из Питера, а он, Миша Доценко,
только вчера познакомился с Ириной. Два года потеряны безвозвратно, счастье
еще, что за эти два года Ира не наделала глупостей и не выскочила замуж за
какого-нибудь прохвоста. В том, что все потенциальные женихи Ирочки Миловановой
были бы прохвостами, Доценко не сомневался. Судьба мудра и дальновидна, она
сохранила эту прелестную молодую женщину для него, да и его самого уберегла от
женитьбы на ком-то другом.
Уже через час после ухода из дома Стасова Миша Доценко
отчетливо понял, что хочет жениться на Ире. Правда, он не был сторонником
скорых решений, оттого и ходил до сих пор в холостяках, однако же и с утра
намерение создать с Ирой семью громко заявило о себе.
– Мама, – спросил он, внимательно оглядывая
накрытый к завтраку стол, – если молодая женщина умеет печь пироги с
десятью разными начинками, это показатель?
– Безусловно, – твердо ответила старенькая Мишина
мама, пряча усмешку, – это яркий показатель того, что ты созрел для
женитьбы. А что еще умеет твоя избранница?
Миша юмора не оценил, поскольку голова его была занята
мыслями об Ирочке, и при этом нужно было освободить краешек сознания, чтобы
сделать правильный выбор: сначала съесть омлет, а потом салат, или наоборот,
сначала отведать овощей, а уж потом отдать должное блюду из яиц. Поэтому на
насмешливый вопрос матери он принялся отвечать вполне серьезно:
– Ты знаешь, по-моему, она умеет все. Она уже много лет
ведет хозяйство у своей родственницы, а теперь и ребенка ее нянчит.
– О, я смотрю, ты начал оценивать перспективы
отцовства. И где ж ты сыскал такое сокровище?
Миша наконец заметил иронию.
– На то я и сыскарь, мамуля. Но что удивительно, все
остальные претенденты прошли мимо и не заметили, а ведь на самом виду лежало
сокровище-то.
– На виду? – переспросила мать. – Но я
надеюсь, не на панели?
– Никогда! – решительно воскликнул он. – В
квартире у коллеги. Приличная семья, муж – бывший наш сотрудник, жена –
следователь. Ты, кстати, должна знать, о ком идет речь, я же тебе книжки
Татьяны Томилиной в больницу приносил.
– Боже мой! – всплеснула руками мать. –
Только не говори, что ты женишься на писательнице!
– Успокойся, я женюсь на ее родственнице. А можно мне
майонезика в салат добавить?
Мать достала из холодильника банку с майонезом и поставила
перед ним.
– Добавляй сам, сыночек. Хорошо, про то, что ты
женишься, я все поняла. А она выходит за тебя замуж?
– Пока не знаю. Но, поскольку я сыщик, я постараюсь это
выяснить как можно скорее. Ты не возражаешь насчет познакомиться с невесткой?
– С будущей, – строго уточнила мать. –
Приводи. Только предупреди заранее.
– Естесь-сь-сьно, – протянул Миша, опрокидывая в
себя стакан кефира. – Спасибо, драгоценная, я помчался.
К полудню он поймал себя на том, что ищет повод позвонить Ирине,
но повод этот как-то не подворачивался, поскольку занимался Михаил целый день
работой по недавнему изнасилованию, и в этой связи ни спросить у Иры что-нибудь
умное, ни сказать что-то интересное не мог. К вечеру он решил позвонить просто
так, без повода, но к телефону в квартире Стасова никто не подошел.
Вернувшись домой почти в полночь, Михаил задумчиво погладил
пальцами телефонную трубку и подумал, что ведет себя как полный и окончательный
идиот.
ЗАРУБИН
Со стариком Айрумяном он встречался впервые, и, надо
признать, впечатления у Сергея были неслабые. Судмедэкснерт говорил без
остановки, и совершенно непонятно, как он при этом умудрялся не отвлекаться от
дела. Его розовая проплешинка в окружении коротко стриженных седых волос
мелькала в разных концах комнаты в соответствии с тем, какой именно предмет или
документ Гурген Арташесович хотел достать и продемонстрировать в каждый данный
момент. Он быстро и безошибочно все находил, показывал и комментировал, при
этом не умолкая ни на мгновение.
– Как я рад, попугайчик мой пестрокрылый, –
приговаривал он, обращаясь к Насте, – что ты вернулась к дяде Вите. У дяди
Вити ты была на месте, на самом что ни есть своем родном месте. И мне, старику,
радость, хоть иногда ко мне заглянешь. А то я уж перепугался было, когда узнал,
что ты на штабную работу ушла. Кто же, думаю, будет мне всякие
разные-разнообразные вопросы задавать, кто безымянных покойничков разматывать
будет, кому я буду глазки свои старческие строить, кого я теперь буду рыбонькой
и звездочкой своей называть. Раньше-то я так внучек своих называл, но с
недавних пор охота пропала, не годятся они в звездочки, не понять мне, старику,
их образ жизни.
– А кто такой дядя Витя? – шепотом поинтересовался
Зарубин у Насти, когда Айрумян отвернулся и принялся искать в шкафу очередную
папку.
– Это мой начальник Гордеев, – так же шепотом
ответила Настя. – Виктор Алексеевич.
– А почему дядя? Они что, родственники? –
недоумевал Сергей.
– Это чисто армянское, – пояснила она, косясь на
медэксперта. – Человека, которого уважаешь, называть дядей. У них же
изначально отчество не принято, это уж в соответствии с советскими законами и
правилами они стали ими пользоваться. А так были просто Гургены, Сурены и
Ашоты. Вот чтобы подчеркнуть уважительное отношение, они и говорят «дядя». А в
Грузии говорят «батоно», что, в сущности, то же самое.
– Не шепчитесь, – не оборачиваясь, встрял Гурген
Арташесович, – и где вас, молодежь, воспитывают? Вот, рыбочка моя
вуалехвостая, твой неопознанный трупик. Значит, про причины смерти я вам все
уже рассказал, два огнестрельных ранения в область сердца. С какого расстояния
стреляли… это нам экспертизочка пришла сегодня утром… это вот… тут… – Он
схватил с полки еще одну папку и ловко извлек из нее скрепленные листы. –
На вот, сама прочтешь. А по моей части в трупике полный набор всех мыслимых, а
также неизвестных пока науке заболеваний. Желчнокаменная болезнь, хронический
гепатит, микрокровоизлияния в вещество мозга, язва желудка, вполне свеженькая,
атеросклероз сосудов сердца, хроническая пневмония, на ногах незаживающие
трофические язвы, и по всему телу свежие и зарубцевавшиеся фурункулы. В общем,
мое старческое сознание отступило перед этим парадоксом.
Ну надо же, думаю, такой с виду приличный, одежда чистая,
опрятная, даже, я бы сказал, новая, и волосы помыты, и стрижка свежая, и брился
он часа за два до смерти, а под одежкой-то – ну бомж бомжом, если не хуже. И
как можно было так себя запустить? Болел и не лечился, в организме никаких
следов фармакологии, один алкоголь.
– И много алкоголя? – поинтересовалась Настя.
– О-о-о, вот насчет крови нам экспертизочка
пришла… – Гурген Арташесович снова зашелестел страницами и забормотал себе
под нос, отыскивая нужное место:
