Родители уверяли, что у него никогда не было таких денег,
они сыну давали, конечно, на карманные расходы, но не столько. Если не было
никакой тетки, то нужно узнать, откуда у парня деньги. Леш, я, наверное,
абсолютно аморальное существо, но пусть окажется, что он их украл, или выиграл
в какую-нибудь лотерею, или получил за криминальную услугу.
– Тогда я буду точно знать, что никакой женщины не
было, и усну спокойно.
Потому что, если женщина была и дала Ваньке сто долларов,
это означает, что тот, третий, – человек серьезный. Сто баксов мальчику,
еще сколько-то – тетке за посредничество, и все ради чего? Ради того, чтобы
напугать двух женщин, работающих в милиции. Просто напугать. Пошутить, так
сказать.
Стоимость выделки в данном случае многократно превышает
стоимость самой овчинки. И выводы, которые из этого следуют, меня отнюдь не
радуют.
– Хорошо, давай рассмотрим выводы, – с готовностью
кивнул Алексей. – Первое: этот шутник – сумасшедший миллионер. Он любит
пошутить, впрочем, юмор у него черноватый, но без последствий. А денег у него
много, и он их не считает. Такой вывод тебя устраивает?
– Такой устраивает, – согласилась Настя. –
Можно мне добавки?
– Валяй.
Она положила себе еще цветной капусты, немного подумала,
глядя задумчиво на одиноко лежащую на сковороде котлету, потом аккуратно
отломила вилкой ровно половинку и тут же засунула себе в рот.
– По-братски, – отчиталась она, усаживаясь на
место. – Я не какая-нибудь там, я честная, а могла бы, между прочим, всю
котлету съесть, пока ты не видишь.
Чистяков усмехнулся, протянул руку к плите, снял сковороду и
положил жене на тарелку оставшиеся полкотлеты.
– Ешь, честная ты моя, в холодильнике полная миска
фарша, можно еще пожарить. Второй вывод мне и так ясен. Стоимость овчинки,
по-видимому, значительно выше, чем вы с Татьяной себе представляете. У тебя
есть третий вывод?
– Третьего нет. Дальше второй вывод раздваивается на
вопросы: кто из нас двоих эта овчинка, Таня или я?
– А тебе как хотелось бы?
Настя вздохнула. Как ей хотелось бы? Хотелось бы, чтобы все
это оказалось шуткой психованного идиота-миллионера. Но если нет… Кого именно
он хотел испугать?
Она молча вымыла посуду, пододвинула стул к окну и села,
опершись локтями о подоконник. Уже совсем темно, и на улице словно глухая ночь,
а не субботний вечер, даже машин отчего-то мало. Такое ощущение, что Москва
замерла, затаилась и чего-то испуганно ждет. Впрочем, что ж удивляться, при
нынешней ситуации неизвестно что будет не только завтра, но и через час.
Включая телевизор, никто не может быть сегодня уверен, что
не услышит какую-нибудь оглушительную новость вроде запрещения хождения твердой
валюты или поднятия курса доллара на новую невиданную высоту. Или беда какая с
Президентом – Говорят, в последнее время он сильно болеет. Если сегодня будут
объявлены выборы нового Президента, то такое начнется, что про несчастную
экономику все вообще забудут. При чем тут какой-то кризис, когда надо власть
хватать? А людям жить надо, надо свой скудный бюджет как-то рассчитывать, чтобы
до зарплаты протянуть, надо какие-то решения, жизненно важные, принимать, а как
их принимать, когда неизвестно, что будет через час? Все затаились, в норки
свои попрятались и ждут.
И она, Настя Каменская, тоже ждет. Потому что угадать, где
же она встретит смерть, ей пока не удается.
ПЕРВАЯ ЖЕРТВА
Ну чума! Чистая чума, а не мужик. И чего ему надо от меня?
Ладно, спасибо ему, денег дал. Я хоть и выпиваю, но не алкоголичка законченная,
мозги еще не совсем проспиртовала, потому и понимаю, что он мне не заработать
дал, а просто подарил эти деньги. Деньжищи! Да разве ж это работа? Найти пацана
и всунуть ему сто «зеленых» вместе с картонкой. Я б такую работу по тыщу раз в
день делала просто за стакан, а он мне столько отвалил – аж страшно! Я ж говорю
– чума.
И ладно бы, если б только долларами одарил. Мало ли какие у
людей причуды бывают. Когда я на железной дороге работала, так был у нас там
один, тоже чумовой. Припадочный, в смысле. Как найдет на него припадок, так он
на все деньги водку покупал и за просто так раздаривал. На, говорил, Михална,
выпей за мое здоровье. И бутылку мне целую совал. Да и не только мне. Сколько
бутылок купит, стольким и подарит, себе ничего не оставлял. Непьющий он был,
представляете? Вообще в рот не брал, ну ни граммулечки, а нам покупал. Во какие
бывают…
Но этот-то, чумовой-то нынешний, вообще без крыши, похоже. Я
пацаненка нашла, на «задание» его наладила, вернулась и говорю, так, мол, и
так, поручение твое, мил человек, выполнила. А он меня хвать под ручку, навроде
как дамочку, и переулками в сторону Старого Арбата потащил. Разговор, говорит,
у меня к тебе есть, Михална. Доставь мне, несчастному и горем убитому, радость
нечаянную… Поужинай со мной сегодня. Только я человек приличный, по подъездам,
подворотням и вокзалам отираться не приучен, кушать я изволю исключительно
хорошую еду и в хороших условиях. Так что ты, Михална, давай-ка ноги в руки и
беги мыться. Или ты бездомная? Я прямо даже обиделась. Как это такое – я
бездомная? Я не какая-нибудь там бомжиха, у меня квартира есть, однокомнатная.
В ней и живу, И ванная с горячей водой имеется. С мылом, правда, напряженка…
Он будто мысли мой прочитал, усмехнулся так и говорит:
«Не сердись, Михална, это я так спросил, ради красного
словца. Вот тебе деньги, купи мыла нормального и помойся как следует, чтоб кожа
скрипела. Как помоешься – приходи снова сюда, я пока тебе одежду прикуплю, а то
в твоих нарядах за стол садиться нельзя – кусок в горло не полезет, стошнить
может».
Я было опять обидеться собралась. Чего это ему моя одежа не
нравится? Я лично в ней уж пятый год хожу не снимая – и ничего. Но потом
сообразила, что гордость проявлять сейчас не ко времени, а то насчет ужина
передумает. Пусть одежду новую покупает, я ее надену сегодня разочек, а завтра
толкну, опять же на выпивку будет. Ой, что это я? У меня же денег теперь целая
куча, мне столько за год не пропить, тем более что я ж не пьющая какая-нибудь,
не алкоголичка конченая, а так, выпиваю для души и поднятия бодрости духа.
Ну, может, меня кто и дурой считает, а только
соображаловку-то я не потеряла. Ты, говорю, мил человек, одежку-то мне сразу
прикупи, я ее домой снесу, там помоюсь и сразу в новое наряжусь. А то что ж мне
на чистое тело это старье напяливать. Опять же переодеваться здесь Негде, разве
что в платном сортире, но там грязно. Говорю, а про себя думаю: как ты есть
чумовой, то веры тебе никакой нет. Я, как послушная овца, попрусь Домой мыться,
вернусь, а тебя и след простыл. Чего ради тогда я, спрашивается, надрывалась,
воду переводила, ноги терла, пока туда-сюда моталась? Нет уж, ты давай денежки
выкладывай на мою новую одежу, ежели тебе приспичило, а я с ней уйду. И если ты
смоешься, то у меня хоть тряпки останутся. Нет, как говорится, дура-дура – а
умная. Меня не проведешь, на кривой козе не объедешь.
