Ну и вот, приезжает комдив к нам в часть и начинает всем
направо и налево пистоны вставлять. Офицеры бегают белые от ужаса и на нас
шипят, чтоб не высовывались лишний раз. Я-то еще совсем салага был, на моих
глазах такое впервые происходило, поэтому я честно и откровенно глаза
растопырил и спрашиваю:
– А с чего это комдив такой злой? Он всегда такой?
Мне объясняют, что не всегда, а только когда кошка у него
болеет. И рассказывают душещипательную историю про то, как сын нашего комдива,
офицер-подводник, привез полгода назад отцу двухмесячного котенка, к которому
была приложена родословная длиной в три километра. В подарок, значит, привез.
Погостил недельку и уехал. А через несколько дней погиб при выполнении
служебного задания. Комдив у нас разведенный, семьи нет, только сын, который
давно живет отдельно, и вот теперь остался он с этой кошкой, которая как есть
последняя память о погибшем сыне. Понятное дело, если б сын ему книгу привез в
подарок или там авторучку, так комдив и над этой вещью трясся бы, потому как
последний подарок, память все-таки. А тут кошка, живое ведь существо, оно же
страдает, когда ему нездоровится. Ну, думаю я себе, попал бедный мужик в
переплет, породистые кошки – существа нежнейшие, микроб из воздуха вдохнут – и
уже болеют. Так-то они здоровенькие, наследственность у них хорошая, но иммунитета
никакого, поскольку их же выводят в тепличных условиях, чуть что – сразу к
ветеринару и за лекарства хватаются, поэтому организм не приучен ни с какой
хворобой бороться. По идее, эта кошечка комдивовская должна бы раз в дветри
недели прибаливать. Я-то знаю, что болезни эти несерьезные и неопасные, а
некоторые и вовсе не болезни, а нормальные проявления, но ежели хозяин этого не
знает, то жизнь его превращается в цепь страданий и страхов. Я над этим не
смеюсь, наоборот, отношусь сочувственно, потому как если хозяин вместе со своей
кошкой страдает, значит, он ее любит, а для меня это главнее, чем диплом
академика или звание героя.
У меня в тот момент даже мыслей никаких корыстных не было,
просто мне и комдива от души жаль стало, и за кошку тревожно: ведь загубит по
неопытности невинное создание. И я сказал кому следует, что если товарищ
генерал желает, то я могу его проконсультировать в части ухода за любимым
животным.
Беспроволочный телефон, как известно, работает быстрее
обычного, особенно когда пистоны не хочешь регулярно получать, посему буквально
на другой день меня вызвали и отправили киску осматривать.
Через месяц я комдиву нашему стал лучшим другом, не в
прямом, конечно, смысле, он генерал, а я никто, солдат-первогодок, а в том
смысле, что он нашел во мне человека, которому его кошка любимая так же
небезразлична, как и ему самому. За месяц я ему полный курс прочитал по уходу
за Филей (по родословной она была Фелиция Таггердаун Лекс Блю, но это за сто
лет не выговоришь), научил правильно вычесывать, ушки чистить и глаза
промывать, расписал всю кормежку на недельный цикл и диеты на три дня на случай
болезни: один вариант – если рвота и понос, другой – если только одна рвота, и
третий – если понос. Но две вещи наш генерал так и не осилил: давать таблетки и
изучать Филины рвотные массы с целью определения причин хворобы.
Когда Филю тошнило (а это случалось не реже раза в две
недели), комдив впадал в такой ужас, что уже не мог ничего соображать, не то
что рвотные массы рассматривать.
Одним словом, обходиться без меня генерал уже не мог, и два
года службы прошли в тиши и благополучии. Я эти два года внимательнейшим
образом наблюдал за Филей, изучал особенности породы. Ну и, разумеется, «вел» в
качестве участкового врача всех дивизионных котов, которых ко мне приносили
офицерские жены и детишки.
Вернувшись домой после службы, я выдержал очередной
трехмесячный наезд папаши на тему «ты должен учиться в институте и становиться
лучшим в своей профессии». Армейская жизнь научила меня выдержке и корректности
со старшими командирами, даже если они абсолютно не правы, поэтому моей
природной вежливости хватило не на неделю, как раньше, а все-таки на целых три
месяца.
Я был, безусловно, согласен с тем, что нужно быть лучшим по
профессии, но понимал это таким образом, что если уж берешься что-то делать, то
делаешь с душой и на совесть. Вот с этой самой душой и с этой самой совестью я
всю жизнь занимался кошками и готов был заниматься ими, пока не помру. Папаня
же имел в виду, что я должен стать знаменитым ученым-фелинологом, а это в рамки
моих жизненных установок ну никак не вписывалось. Я не собирался выводить новые
породы и изобретать новые сверхмощные лекарства, я хотел помогать и облегчать
страдания тем кошкам, которые оказались никому не нужны и о которых некому
позаботиться. Три месяца я отбивал атаки папаши, тщательно выбирая выражения и
придумывая все новые и новые аргументы. Наконец я понял, что он меня не слышит
и мои аргументы ему неинтересны, ему интересно поддержать семейную традицию и
сделать меня достойным его предков. И тогда я перестал выбирать выражения и
сдерживать голос.
Я позволил себе это только один раз, но этого раза оказалось
достаточно, чтобы папаша отстал. Вероятно, я был весьма убедителен.
Глава 14
КАМЕНСКАЯ
С Днем милиции тебя, Анастасия Павловна. С четвертым трупом.
Да, праздник удался на славу. Значит, все-таки мишенью является не. Татьяна…
Ей было стыдно, но она изо всех сил старалась прогнать от
себя эту мысль и придумать еще какой-нибудь вариант, объясняющий поведение
преступника.
Почему она так решительно заявила Зарубину, что искомый
убийца Шутник не Шувалов? Только потому, что новое преступление Шутника было
совершено, когда Виктор Петрович находился в камере. Ситуация банальнейшая,
тысячи раз случавшаяся в жизни и описанная во множестве книг. Но если
допустить, что Сергей прав и Шувалов имеет отношение к убийствам бомжей…
Черт возьми, почему бомжей? Разве Надежда Старостенко была
человеком без определенного места жительства? Нет, у нее была собственная
отдельная квартира. Да, она не работала, да, она много пила и вела свою личную
жизнь весьма беспорядочным образом, но место жительства-то у нее было. Казарян?
Можно согласиться с тем, что собственного жилья, равно как и
прописки, у него нет. Он жил в лагере, который охранял, но это временная
работа, с которой его в любой момент могли «попросить», и тогда сторож с полным
основанием мог бы считаться не имеющим определенного места жительства.
Единственным истинным бомжем был только Геннадий Лукин, он
же Лишай.
Правильнее было бы говорить о том, что Шутник выбирает
деклассированный элемент. Хотя, возможно, Сережа Зарубин недалек от истины:
Казаряна убили исключительно потому, что он дружил с бомжами и пускал их на
ночлег.
Но четвертая жертва Шутника все равно из этого ряда
выпадала. Одинокая старуха, живущая уже много лет в обществе четырех кошек,
дряхлая, почти беспомощная. Сил у нее оставалось совсем мало, их хватало только
на то, чтобы раз в несколько дней медленно доковылять до магазина, купить
нехитрую снедь себе и кошкам. Больше ничего она делать не могла, в том числе и
убирать в квартире. Вонь там стояла такая, что осматривавшие место происшествия
работники милиции с трудом сдерживали тошноту. В этот раз Шутник денег на
похороны не оставил, ограничился только запиской и традиционной рыбкой с
пупсиком. Пожадничал? Или деньги закончились? Что-то он начал изменять себе…
