«Чей ребенок?!!! »
Этот крик до сих пор стоит у меня в ушах. Почему я не
заметила, как сынишка убежал из бара и спустился на пляж? Почему я не хватилась
его?
Почему не услышала, как он звал на помощь? Его заметил
кто-то из посетителей бара и закричал. Я оцепенела. Мужчины бросились к морю.
Но опоздали.
На другой день прилетел муж. Он оформил все документы, мы
забрали тело сына и вернулись в Москву. За все время он поговорил со мной
только один раз. Спросил, как это случилось. Потом, я знаю, он нашел людей,
которые в тот вечер были в баре, и спрашивал у них. Догадываюсь, что они ему
рассказали. С тех пор он замкнулся в молчании. Он даже не пытался разделить со
мной горе. Как будто сын погиб у него, а не у меня. Как будто все это меня не
касается.
Он молчал три месяца. Потом начал говорить. О господи, уж
лучше бы он продолжал молчать! Он называл меня безмозглой потаскухой, которая
растеряла остатки стыда при виде чужих мужиков. Он обвинял меня во всех грехах.
Разве я сама не знала, что виновата? Разве я винила себя меньше, чем он? Он не
хотел видеть, как мне больно. Потом я поняла, что он видел, но ему казалось,
что этой боли недостаточно. Он хотел, чтобы мне было еще больнее.
Я пыталась покончить с собой. Резала вены. К несчастью,
домработница явилась раньше обычного. Меня откачали. И засунули в больницу.
Врачи уговаривали меня смириться, объясняли, что моя смерть ничего в этой жизни
не изменит и сына не воскресит. Ну почему они не понимали, что я не стремлюсь
ничего менять в жизни, она сложилась так, как уже сложилась. Я просто не хочу
этой жизни. Пусть она, такая, как сложилась, идет дальше без меня. Я не могу
больше выносить эту боль…
В больнице меня держали полгода. Каждый день приезжал муж,
привозил продукты, лекарства. И говорил. Я старалась не слышать, но ничего не
получалось. Через полгода меня выписали. Накачали какими-то препаратами.
Боль осталась, она никуда не ушла. Жить по-прежнему не
хотелось. Изменилось только одно: я поняла, что у меня нет сил самостоятельно
покончить со всем этим. Полгода меня лечили гипнозом и добились-таки своего.
Теперь я не смогу по собственному желанию прервать свою жизнь.
Я выходила на улицу и мечтала о том, чтобы меня переехал
грузовик. Или чтобы меня убил грабитель. Несколько раз я пыталась выскочить на
проезжую часть, стояла на тротуаре и выбирала момент, когда поток машин будет
самым плотным, и в последнюю секунду понимала, что не смогу. Гипнотизеры, будь
они прокляты! Они не убили мою боль, они не убили мою душу, зато лишили меня
возможности самой уйти от невыносимого страдания.
Но сегодня этому придет конец. Уже совсем скоро. Сегодня я
встретила Его.
Встретила случайно, на улице. Он подошел ко мне и спросил,
как я себя чувствую. Он улыбался мне понимающей и сочувственной улыбкой. Я
ответила, что чувствую себя превосходно.
– Я вас понимаю, – сказал он. – Это был
глупый вопрос, женщина в вашем положении вряд ли вообще что-то чувствует, кроме
огромной всепоглощающей боли.
– Откуда вы знаете?
– Я все знаю. Разве вы еще не поняли?
И тут меня прорвало. Я увидела перед собой человека, который
способен понять. Который не собирается обвинять меня. Я говорила и говорила, я
не могла остановиться, кажется, я при этом плакала, потому что потом обнаружила
в руке насквозь мокрый носовой платок. Мы куда-то шли с ним, но я не видела
куда, мне было все равно. Главное – я могла говорить, не боясь, что меня снова
упрячут в психушку.
– Хотите, чтобы я вам помог? – спросил он, когда я
наконец остановилась.
– Хочу.
Я не спросила, что он имеет в виду и как собирается мне
помогать, я просто нуждалась в помощи, нуждалась отчаянно, я готова была стоять
на перекрестке и орать: «Убейте меня, ну убейте же меня кто-нибудь!!!»
Отчего-то я была уверена, что он не врач, и помощь его – не
в лечении и не в очередном гипнозе. Я поверила ему сразу, с первой же минуты,
как только увидела его глаза. Я поверила, что он знает все, потому что… Потому
что он должен знать все. Этому не было логического объяснения. Просто я так
чувствовала.
– И вы готовы поехать со мной?
– Да.
– Вы не спрашиваете куда?
– Мне все равно. Я хочу, чтобы вы мне помогли.
– И вы можете поехать со мной прямо сейчас?
– Когда угодно. Хоть сейчас, хоть завтра.
– А когда для вас лучше?
– Лучше прямо сейчас. Я больше не могу терпеть. Я не
вынесу.
Он внимательно посмотрел на меня и легонько погладил по
щеке.
– Да, вы совершенно готовы. Теперь я это вижу. Что ж,
поехали.
И вот мы едем. Я не знаю, куда он меня везет, но знаю, что
скоро наступит конец. Мне становится легче, боль словно притупляется, я
понимаю, что терпеть осталось уже немного. Совсем немного.
УБИЙЦА
Итак, я перестал бояться смерти. И что же дальше? Живя в
лесу, можно заставить себя перестать бояться диких зверей, но это вовсе не
означает, что звери на тебя не нападут. Искоренив в своей душе страх смерти, я
решил только половину задачи. Вторая же половина состояла в том, чтобы умереть
достойно.
По моим тогдашним представлениям достойная смерть – это смерть
в собственной постели или в хорошей больнице, желательно во сне, чтобы не
мучиться и не понимать происходящего. Но это, так сказать, теоретически. Ибо
практически все выглядит не совсем так, как хотелось бы. Для того чтобы умереть
«идеально», нужно не иметь никаких серьезных заболеваний, кроме слабой
деятельности сердца, тогда есть реальный шанс тихо скончаться во сне в
собственной (в крайнем случае – в больничной) постели. К этому можно
стремиться, и существует достаточно высокая вероятность достичь желаемого.
Вести здоровый образ жизни, заниматься спортом, не пить и не
курить, разумно питаться и устраивать разгрузочные дни, следить за весом,
регулярно и добросовестно проходить диспансеризацию в ведомственной
поликлинике, не пытаясь отделаться от врачей коротенькой фразой «жалоб нет» и
рассказывая им о любых проявлениях физического неблагополучия, дабы вовремя
перехватить зарождающийся недуг, не дав ему развиться до размеров хронического
заболевания.
Решение показалось мне простым и надежным, и несколько лет я
свято выполнял все, что необходимо для его реализации. Пока однажды, честно
пожаловавшись врачу на периодически возникающие боли в желудке, не попал в
госпиталь для проведения гастроэнтерологического обследования. Этих двух
недель, проведенных на больничной койке, мне хватило для того, чтобы внести
коррективы в представления о достойном финале моей жизни. Во-первых, я понял,
что ни о какой смерти в больнице не может быть и речи. Даже в самой лучшей
больнице. Я не принадлежу к руководству страны и не могу рассчитывать на
действительно хорошие условия, а все остальные варианты никоим образом не
соответствуют понятию «достойная кончина». Грязные санузлы, вонь, нищета,
полупьяные санитарки, малограмотные врачи, нехватка лекарств, отсутствие
медицинской аппаратуры, лежачие и источающие смрад больные на соседних койках и
в коридорах, скудная невкусная еда – вот удел тех, кто вздумал поболеть, не
добравшись до вершин власти. И вдобавок ко всему – витающая в воздухе аура
горя, боли и страха. Конечно, я не хочу сказать, что в госпитале военного
ведомства было именно так, нет, там было куда приличнее, но даже там мне было
плохо. А ведь я отдавал себе отчет, что при той жизни и той смерти, которые я
себе запланировал, умирать я буду престарелым пенсионером, и положат меня вовсе
не сюда, а в обычную горбольницу, на которые я уже насмотрелся, навещая по
разным случаям родственников и знакомых. Но самое главное – я своими глазами
увидел болезни, соединенные со старостью. И представил на мгновение, что меня
разобьет паралич, и нужно будет выносить из-под меня судно, и тот, кому
придется это делать, станет морщиться от отвращения и желать мне скорее
подохнуть. Кто это будет? Жена?
