Знойное марево плавило горизонт.
Одинокий путник казался на его фоне миражом, призраком.
Наверное, так оно и было на самом деле. Усталый, изможденный человек шел, по щиколотки увязая в раскаленном песке, его отросшая борода спуталась, кровь на давних ранах спеклась, засохла и смешалась с грязью.
Заметив необычное строение, гордо возвышающееся над зыбкими очертаниями барханов, изможденный путник остановился, пытаясь понять, существует ли Храм на самом деле или это фатаморгана зло издевается над ним, рождая в сознании желанные, но нереальные образы.
Он уже давно перестал понимать, где находится.
Жаркие пески, из которых лишь кое-где торчали белые обметанные солью клыки выветренных скал, если и напоминали аравийскую пустыню, то весьма условно и отдаленно.
«Храма уж точно тут не должно быть…» — мысль пришла безразличная, плоская, изможденная, такая же как тело и разум думающего.
Долгое вознесение… Муки плоти уже притупились, безразличие к собственной судьбе, усталость, неприятие окружающего мира стали монотонностью бесконечного дня, нескончаемого пути под палящим солнцем, на раскаленной сковороде пустыни, монотонный шорох песка убаюкивал, будто смерть дразнила путника своей колыбельной, и этот храм, гордо возвышающийся среди безжизненных песков, казался порождением мысли, призраком, но никак не реальным строением.
И все же человек, сам не понимая, насколько близок он оказался к истине в своем внезапном провидении, пошел к нему — не мог не пойти.
Храм действительно был создан силой мысли.
Здесь все подчинялось одной воле — разуму.
Он не мог постичь этого, — сознанию путника были пока неведомы некоторые основополагающие принципы нового открывшегося пред ним жизненного пространства — бесконечного мира, где не бывает смерти и где, по сути, можно сотворить все…
Шаг по песку…
Еще…
Еще один шаг…
Горячие, шуршащие струйки стекают в след, заполняют его, делают неразличимым.
На ступенях храма, перед распахнутыми сводчатыми дверями, на пороге прохлады сидел человек в странных одеждах.
Он смотрел на приближающегося путника.
— Пить! Воды! — отчаянно простонал несчастный.
Человек встал, протянул руку, и вдруг прямо из горячего, обжигающего легкие воздуха в его протянутую длань материализовалась чаша с прохладной кристально чистой водой.
Человек протянул ее путнику.
— Пей.
Однако несчастный не спешил принять драгоценный дар, ибо его потрясение оказалось сильнее жажды.
Он внезапно опустился на колени.
— Великий боже… — прошептал он растрескавшимися губами. — Отец, это ты? Мой путь закончен?
— Твой путь закончен. Но я не твой отец.
— Как же так, Отче?
— Я человек. Такой же, как ты.
Путник смотрел на него расширенными, мутными от перенесенных тягот глазами, и его взор постепенно прояснялся, словно в душе страстотерпца просыпались скрытые до поры сокровенные силы.
— Человек?.. — переспросил он. — Как тебя зовут?
— Илья.
Путник без сил опустился на ступени храма, закрыл глаза, дрожащими руками на ощупь принял чашу и стал пить долгими, жадными глотками.
— Я не понимаю… — наконец произнес он, оторвавшись от драгоценной влаги. — Я принял смерть ради спасения Человечества и…
— Я знаю. — Илья сел рядом с ним на ступени. — Я догадался, кто ты… но тебе многое придется узнать, Иисус. Твой путь сюда был слишком долог. Прошли тысячи лет после твоей смерти на кресте.
Путник недоверчиво посмотрел на Илью.
— Ты знаешь мое имя?
— Его знают многие. На Земле ты стал Богом.
Кадык Иисуса несколько раз дернулся.
— Когда это было? Когда я умер? — он посмотрел в глаза Ильи проницательно и одновременно — вопрошающе.
— Когда я прошел свой жизненный путь и очнулся в пространстве Логриса, заканчивалось четвертое тысячелетие от Рождества Христова, от твоего Рождества, — ответил ему Илья.
В глазах изможденного путника вспыхнул и потух влажный блеск.
— Какой долгий путь… — едва слышно прошептал он растрескавшимися губами. — Но я помню все, как вчера. Где я?
— В твоем представлении — на небесах. В привычных мне терминах — на носителях Логриса, банка жизни, который переживет коллапс Вселенной и снова возродит все сущее после нового Большого Взрыва, когда горячие новорожденные Галактики начнут свой миллионолетний бег в пространстве.
— Мне трудно понять твои слова.
— Я знаю. Мы будем учиться понимать друг друга, Иисус. А пока пей. Тебе нужно набираться сил, пока ты не научишься манипулировать этой реальностью, как захочешь.
Путник сокрушенно покачал головой и вдруг вскинул руку, указав на несколько точек, медленно бредущих по песку, в знойном мираже раскаленного марева.
— Это люди! — потрясенно воскликнул он. Илья встал и посмотрел в указанном направлении.
По песку действительно шли люди.
«Ну вот, и свершилось…» — потрясенно подумал он. Для него несколько бредущих по пескам фигур означали многое, очень многое. Он долго ждал этого знака, желая убедиться, что там, в реальности, у оставшихся в живых все получилось как надо.
Ему стоило огромных трудов понять, в каком мире очнулся его разум, а осознав это, он стал ждать и вот теперь наконец увидел желанный знак, — если в виртуальное пространство Логриса попали первые человеческие сущности, значит, все действительно развивается своим чередом, как и задумывалось перед последним походом…
— Что это значит, Илья? Ты можешь объяснить мне, кто эти люди? Что означает их появление и почему у тебя так изменилось лицо?
Горкалов опустился на горячие ступени и ответил:
— Если люди пришли сюда, значит, в бренных мирах все наладилось, но главное — нигде больше не будет удручающей окончательности… Мы победили не только в войне… — Илья посмотрел на знойный горизонт пустыни и потрясенно добавил: — Мы победили время и смерть…
