Девушка нетерпеливо взглянула на дорогу, но Джеба не было видно, и она снова обратилась к графу:
— Пожалуйста, возьмите меня с собой! — Девушка умоляюще сложила руки. — Что бы ни случилось, я ни за что не вернусь назад. Или вы меня отвезете в Лондон, или — Джеб. Решайтесь! Мне бы так хотелось проехаться с вами!
В этот момент к ним подошел грум:
— Теперь все в порядке, милорд, мы можем ехать!
Девушка все еще не сводила глаз с графа.
— Пожалуйста!.. — почти прошептала она.
— Я захвачу вас, но при одном условии.
— Каком?
— Вы мне расскажете, что вас заставило бежать, и если я не найду причину уважительной, то отвезу вас обратно.
— Неужели вы способны на такое! — воскликнула девушка. — Впрочем, моя причина достаточно веская и уважительная.
— Хорошо бы так, — угрюмо ответил граф.
Он помог ей подняться в фаэтон и распутал поводья.
Грум взял саквояж, поставил его на высокое, похожее на стул сиденье и сам сел рядом. И они тронулись в путь.
После недолгого молчания граф заметил:
— Я жду!
— Ждете? Чего? — удивленно подняла на него глаза девушка.
— Вы прекрасно знаете чего, и у меня такое ощущение, что вы намеренно тянете время, чтобы как можно дальше уехать от пансиона, прежде чем вам придется объяснить причину побега.
Ее очаровательные губки изогнулись, и она подарила графу ослепительную улыбку:
— Как вы умны!
— Да, я не туп, как вы, по-видимому, считаете! — съязвил граф. — А с кем вы должны встретиться по приезде в Лондон?
Его спутница слегка усмехнулась:
— Мне очень хотелось бы, чтобы это был какой-нибудь страстный поклонник, но, увы, это не так, иначе мне не пришлось бы полагаться на Джеба или случайную встречу с незнакомцем вроде вас.
— Значит, поклонника нет? Почему же вам не терпится попасть в Лондон?
— Я уже достаточно взрослая, чтобы выйти из пансиона, а мой ужасный, отвратительный опекун настаивает, чтобы я все каникулы провела в Харрогите.
— А чем Харрогит плох?
— Всем! Там можно умереть от скуки среди стариков и больных. Я была там на Рождество и не видела ни одного мужчины, кроме священника!
Девушка сказала это с таким искренним негодованием, что граф невольно рассмеялся.
— Да, видно, что вы очень страдали, — ответил он. — Но разве вы не можете найти себе более подходящее место?
— Мой опекун считает, что нет. Этот противный человек даже не пишет мне, а на все мои просьбы его поверенный отвечает отказом.
— Да, он, по-видимому, черствый человек, ваш опекун, — согласился граф. — Когда вы приедете в Лондон, то, наверное, устроите ему скандал?
— Вовсе нет! Я не испытываю ни малейшего желания выяснять с ним отношения. От таких людей лучше держаться подальше. Кроме того, он, наверное, истратил мое состояние и потому избегает встречи со мной и не отвечает на мои письма.
Граф повернулся и внимательно оглядел свою спутницу: уродливый капор с синими лентами, простое, невыразительное платье. Девушка, поймав его взгляд, горячо заговорила:
— Вы думаете, что внешне я не похожа на богатую наследницу, но разве это удивительно? Ведь одежду мою выбирает кузина Аделаида, а ей почти уже восемьдесят, и платит за все поверенный моего опекуна.
Она поджала губы, но через минуту продолжила:
— На прошлой неделе мне исполнилось восемнадцать. Все мои подруги — настоящие, я хочу сказать — еще в прошлом году стали выезжать в свет. Но я в то время все еще носила траур по отцу, и, наверное, это послужило причиной того, что меня не представили ко двору. Но уж в этом-то году я была уверена, что выйду из пансиона и уеду в Лондон.
— И какие основания были у вашего опекуна, чтобы отказать вам?
— Я ведь уже сказала, что этот невежа ни разу не написал мне. После Рождества я засыпала его письмами, но поверенный сообщил, что я должна остаться в пансионе на неопределенное время — до нового распоряжения.
Она вздохнула и добавила:
— Я ждала целых три месяца, а потом приняла важное решение. Отныне я сама буду вести свои дела.
— И что вы собираетесь делать по приезде в Лондон?
— Я хочу стать «божьей коровкой».
— Э... «божьей коровкой»? — переспросил граф.
— Так их называет брат Клэр — Руперт, но, кажется, есть и другое название: «муслиновый лоскуток» или «киприада».
От изумления граф выронил поводья, и лошади припустились галопом.
Он едва успокоил их, а потом спросил:
— А вы хоть немного понимаете, о чем говорите?
— Конечно, понимаю! — ответила его спутница. — Коль скоро мне не позволяют занять соответствующее моему положению место в обществе, я буду жить так, как захочу, по собственному усмотрению. Назло всем!
— Не могу поверить, что вы отдаете себе отчет в том, что говорите!
— Моя лучшая подруга Клэр мне все объяснила еще в прошлом году, перед выходом из пансиона. Все модные молодые люди имеют любовниц, и та дама, которую выбирает такой модник, должна принадлежать ему, и никому больше. А «божья коровка» может искать и выбирать сама. И если один мужчина ей надоест, она может найти другого, более интересного.
— И вы действительно полагаете, что такой образ жизни вам подойдет? — спросил граф, стараясь тщательно выбирать слова.
— Но это же веселее, чем киснуть в скучном пансионе, где ты уже выучила все, что только могут тебе преподать! Конечно, я буду очень осторожна в выборе мужчины, с которым стану проводить время.
— Надеюсь, что так! — заметил граф.
— Как приятно делать все, что хочется, без оглядки на людей, которые все время ругают тебя за ошибки и неприличное поведение.
— А чем, по-вашему, вы станете заниматься?
— Во-первых, отправлюсь в Воксхолл и посмотрю на жонглеров и их фокусы с огнем. Потом буду разъезжать в своем фаэтоне по парку, каждый вечер танцевать, заведу собственный дом и не стану беспокоиться насчет того, выйду я замуж или нет.
— Вы не хотите выйти замуж?
— Конечно, не хочу. Это еще хуже, чем быть любовницей, ведь, выйдя замуж, всегда будешь привязана к одному-единственному человеку. Да и Клэр говорит, что светское общество — это большая брачная контора.
— Что ваша подруга Клэр имела в виду?
— Она считает, что каждая девушка, только что принятая в светском обществе, должна выбирать, за кого выходить замуж — титулованного дурака или толстого старика с красным лицом, только лишь потому, что они богаты. Но мне, по крайней мере, не надо беспокоиться о деньгах — у меня самой очень большое состояние.
