— А что они, — гном боязливо поглядел на ящеров, — предпочитают?
— Яблоки есть?
Гном кивнул.
— Каждому по бочке. Или кашу какую, лучше овсяную. И компотом напоите.
— Слушаюсь! — Гном поклонился. — Проходите, для нас большая честь… проходите в мужской дом…
И гном засеменил перед нами к воротам.
Сразу за воротами начиналась улица. С выдающимся названием — «Сноровка Персиваля». Мне даже приятно стало. Так ему, гаду! Пусть попозорится!
— Ты здесь пользуешься популярностью, — ехидно заметил я. — А что они имели в виду под сноровкой, вот интересно?
— Думаю, ты здесь популярен не меньше, — ответил Перец.
— Куда уж, — вздохнул я. — Мной ведь улицу не назвали, разве что маленький переулок…
— У тебя еще все впереди, — утешил Перец.
И на самом деле оказалось — все впереди.
Гномы расположились по обеим сторонам улицы «Сноровки Персиваля» и стояли, опустив глаза долу, стащив головные уборы. Я подумал, что так, наверное, крестьяне стояли, когда к ним барин приезжал.
— Тебе снятые шапки ничего не напоминают? — спросил Перец, указав на гномов.
— Нет, — ответил я.
— А мне напоминают, — Перец ухмыльнулся. — Мне они здорово напоминают боевой шлем участника проекта «Пчелиный Волк». И, мне кажется, тебя ждет сюрприз.
Перец захихикал.
— Какой еще сюрприз?
— Сюрприз на то он и сюрприз. Но тебе, мне кажется, понравится.
Про сюрприз не знаю, но сам Перец… Открылась в нем опять эта веселая забиячистая дуринка, некое злобно-бесшабашное состояние, самое неприятное из состояний Перца, от которого я начинал уже уставать. В таком состоянии он непредсказуем. Отмочить все что угодно может.
Мы продвигались в глубь поселения по улице «Сноровка Персиваля». Домики постепенно становились выше и опрятнее, соломенные крыши сменялись черепичными, в окнах блестели разноцветные стекла, двери зеленели свеженькой краской — деревенька стала похожа на декорацию к фильму-сказке про швабских людоедов. И куда делись ранешние понурые хибары?
— Я гляжу, тут строительный бум, — заметил я. — Хорошие домики, сам бы в таком пожил…
— Точно, — кивнул Перец, — строительный бум. И домики хорошие.
— Из чего они, интересно, строят? — Я разглядывал дома. — Глины тут вроде нет…
— Саман.
— Саман? Но в саман же глина идет…
— Не всегда глина. Не обязательно только глина. В саман все липкие вещества идут. Главное, потом высушить хорошенько. Солома из иван-чая хорошая получается, навоз смешивается с соломой…
— Навоз? — поморщился я.
— А что, тебя это шокирует? Гномы бедные, они все из навоза строят, у них силикатного кирпича нет. Так что мы в навозном городке. Или считаешь, что пребывать в навозном городке выше твоего достоинства?
Я промолчал.
Гномы свернули вправо, на улицу с названием «Доброта Персиваля», и я подумал, что тут вполне можно обнаружить площадь «Ум Персиваля», переулок «Зоркость Персиваля», аллею «Волосы Персиваля» и так далее.
Меж тем улица «Доброта Персиваля» стала расширяться, мы приближались к центру поселения. Видимо, тут и располагался тот самый мужской дом.
Гномы, шагавшие впереди, принялись вдруг исподтишка на нас оглядываться. Даже скорее на меня, а не на нас. А Перец ухмылялся, будто знал чего.
Я не обратил внимания на все эти мелкие знаки, а следовало бы. Тогда бы успел морально подготовиться. Поскольку когда мы вышли на площадь…
Короче, у меня все-таки случился шок, честное слово. Вот если бы взяли девушку, которая всю жизнь проживала в интернате при консерватории, где ее обучали игре, скажем, на виолончели, а потом бы взяли и по какой-то зверской случайности отправили ее по распределению не в Большой театр, а в группу «Анаболик Бомберз».
Со мной получилось хуже.
На площади стоял памятник. Монумент. Статуя. Не знаю, как еще это можно назвать.
— Это… это…
Я хватал воздух и смотрел на памятник. Хотел провалиться сквозь земллю. А лучше раствориться. Обратиться в легкий дым. Никогда в жизни не чувствовал себя таким идиотом, никогда! И, наверное, уже не почувствую.
— Это монумент! — услужливо пояснил Перец. — В память, так сказать, о доблестях…
Памятник был высок. Наверное, метров пять, не меньше.
Скульптор явно не очень хорошо разбирался в анатомии. Я был изображен в полный рост, однако пропорции не соблюдались — верхняя часть тела выглядела гораздо внушительней нижней, будто я всю жизнь неправильно качался, да еще с использованием стимулирующих препаратов.
Голова моя была невелика. Чтобы не прорабатывать лицо, а может, для придания ему черт внешнего героизма, скульптор водрузил на меня боевой шлем. Так что из лица наружу торчал один лишь подбородок с кратерообразной ямочкой, в которую легко бы вошло куриное яйцо. В общем, подбородок повышенной мужественности.
Сразу от подбородка, без всякого размена на шею (про шею скульптор наивно позабыл), начиналось туловище. Отчего-то оно получилось квадратным. Но это был не классический, благородный в своей простоте квадрат, а какой-то… квадрат и бетономешалка одновременно. Неправдоподобно. Гигантомански. Страшно.
Но особенным гигантизмом отличались верхние, с позволения сказать, конечности — к туловищу крепились страшные в своей мускулистости руки. Пожалуй, руки были больше всех остальных частей тела, вместе взятых (если бы у меня на самом деле отросли такие руки, я не смог бы ходить), и держали револьверы. Но скульптор явно не очень был знаком с дизайном оружия, и особенности револьверов передать ему не удалось совершенно. Так что вблизи даже казалось, будто я показываю фиги.
Да, да, да! Я стоял на пьедестале и показывал в разные стороны гигантские фиги. Причем, должен я констатировать, несмотря на нехватку технических и общих представлений о монументальном искусстве, талант у автора присутствовал. Я, а вернее мой памятник, показывал фиги с такой зверской внутренней энергетикой, что на самом деле начинало казаться: он этими фигами легко может кого-нибудь убить.
— Прекрасно! — Перец повернулся к гномам. — Отличное произведение, просто шедевр! Мы в восхищении! Знаете, я закажу, пожалуй, у вас копию. Один к десяти. Поставлю ее на рабочий стол для вдохновения.
Ага, опять Перца в шутовство перекособочило.
Гном поклонился.
— Мне тут больше всего нравится лицо. — Перец указал пальцем. — Такое лицо… достойное… Впрочем, стопроцентное сходство, оно ведь и не нужно, главное, что ощущение передано. Скульптор явно экспрессионист-самоучка…
— Автор монумента сам великий Кипчак Беззаветный, — сообщил старший гном. — Великий ваятель!
