— Рассказывай! — заявила она требовательно.
Мне, конечно, плевать на ее требовательность, я человек беспрекословный, мне хоть по голове бей, я молчу. Но тут я не собирался молчать, наоборот.
— Ты ничего не слышала про проект «Двина»? — спросил я.
— Нет, — сразу ответила Лара.
— Я тоже не слышал. До определенного времени. Но он существует, этот проект. Лучшие биологи, гении, Седой, руководитель «Пчелиного Волка»…
Специально так сказал, да.
— Седой?
Лара чуть не оступилась, я едва успел ее подхватить. А она опять мне спасибо не сказала. Наглая девица. Где ее только воспитывали? Зря галантерейность проявлял.
— Седой, — кивнул я. — Не знаю, как его зовут, но он седой. Мы его так и называли — Седой. Кажется, он твой отец?
Люблю. Люблю посыпать солью открытые раны. И перцем. Чтобы больно было. Когда больно, люди становятся людьми. Не все, правда, лишь некоторые.
— Кажется, он твой отец? — повторил я.
Лара молчала. По лицу, по гладкой тонкой коже ползли нервные пятна. Человек — изумительное существо, люблю наблюдать за человеком.
— Он мне тогда твои фотки показывал. Ты там красивая.
У Лары задергался нос. Девчонки, они такие трепетные, душа их, как пианино, блин. Тонкие больные струнки. Могу играть как хочу. Дрянь я, не могу остановиться. А приятно.
— Просил тебя выручить, — продолжал я. — Говорил, спаси мое заблудшее дитятко, а я тебе горы золотые, икру на завтрак и суп из ласточкиных гнезд пожизненно… Да, кстати, я чего-то отвлекся от нашего вопроса.
Нос у нее дергался все сильней.
— Папашка твой биолог. Очень хороший биолог. Наверное, из лучших. Поэтому наверняка он занимался и «Двиной», как раз по его профилю…
— Чем занимался?! — Она уже почти крикнула. — Ты можешь без вступлений?! Что такое «Двина», наконец?!
— Вас с Пашкой размножили, как вшивых кошек! — заорал я. — Как мух! Как овец тупых!
На меня на самом деле злость вдруг навалилась, черная кровь. Когда черная кровь лупит в голову…
— Он вас размножил!!!
Это я уже проорал по-настоящему. Проорал ого-го как.
— Как собак!!!
И вдруг что-то согнулось внутри. Не знаю, бывает ли так у людей. То есть у нормальных людей. У меня бывает.
Я ведь ненормальный.
Я ведь не человек.
Не совсем человек.
Проект «Волк», оружие победы.
Что-то согнулось. Что-то изменилось.
— Но клонирование людей запрещено… — растерянно сказала Лара.
— Да ему плевать! — перебил ее я. — Ему на все плевать! К тому же мы…
Я замолчал. Мы смотрели друг на друга.
Я никак не мог понять, как я к ней отношусь. Перец к ней относился явно не просто. Не знаю, как там насчет любви до гроба, но явно не просто. И она в его сторону тоже не в респираторе дышала.
А я…
А мне по барабану. Ни она, ни Сирень мне не нравились. Ни на полпальца. Значит, я не такой. Не такой, как он. Я сам по себе.
— Так, значит, у меня… — Лара рассеянно глядела по сторонам. — Значит, у меня…
— Есть сестренка, — закончил я. — Ну, можно так, наверное, сказать.
— И насколько она на меня…
— Не очень, — снова перебил я. — Нет, конечно, лицо, рост, фигура там… Все довольно похоже, но назвать вас близняшками нельзя. Вот я очень на Перца похож?
— Нет.
Даже с каким-то презрением сказала, я и обидеться мог. А я ей, между прочим, жизнь спас. Неоднократно.
— И она на тебя не похожа. Мы все не похожи.
— Но что-то общее есть. — Лара кивнула на меч.
Я теперь ходил с мечом, кстати. А что? Имею право. Отличный меч. Трофей.
— Нравится? — спросил я. — Вещица классная. Наверное, одна из лучших под небесами обоих миров. Гарда в виде сцепившихся морских чудовищ, тонкая работа. Лезвие практически черное — почти сплошной углерод. И школа… Не знаю даже, к какому региону отнести. Сам клинок, возможно, индийский, причем из лучших, а гарда и рукоять — трудно сказать… Возможно, самоучка. Такой клинок миллионов на пять потянет, а то и больше… Нравится?
Я сорвал цветочек. Сиреневенький. Тут почему-то большинство цветочков сиреневого цвета, порода же их неизвестна. Подбросил, выхватил клинок.
Навыка фехтования у меня, конечно, пока не так много, как у Перца, но кое-как я справился. Разрубил пополам.
— Оружие победы, — обронил я.
— Это же меч… — Лара побледнела.
— Да, да. — Я любовался мечом. — Тонкая работа, произведение искусства…
Спрятал меч за спину.
— Но не время сейчас любоваться произведениями искусства, время решать насущные проблемы. Я тут составил краткий список неотложных мероприятий, этакий, с позволения сказать, рескрипт. Вот, ознакомься…
— Когда мы вернемся? — Она даже не поглядела на протянутую бумагу.
Неугомонная какая, однако.
— Куда вернемся?
— Туда. На север. Ты прав, с остальным мы разберемся потом, сейчас нам надо вернуться…
— Как мы вернемся? — удивился я. — Ты же… ты же не совсем здорова…
— Я здорова.
— Хм, я, конечно, понимаю… — нетерпение, внутри все бурлит… Но лезть туда сейчас — самоубийство. Надо подождать, пока подживут боевые раны, а то мало ли что может приключиться… Газовая гангрена, скажем. Или свищ…
— Мы не можем ждать! Мы не можем ждать, у него остался последний… последний дракон. Ты знаешь, что он собирается с ним сделать?
— Неужели чучело? С его стороны это несколько опрометчиво, делать чучело из горына… За чучело никто не даст настоящей цены…
— Давай серьезно, — попросила Лара. — Он может натворить кучу бед.
— Чучело? — спросил я. — Пожалуй, да. Некоторые чучела могут здорово испугать, есть даже такое психическое отклонение — чучелофобия…
«Фобия» я произнес с ударением на «и», чтобы тупей прозвучало.
— При чем здесь чучело? Какая еще чучелофобия? Я про Пашку. Пашка со своим драконом может такое устроить! Эти драконы, которые твои, они мирные, непослушные только. А нового дракона он накормил кровью! Он же показывал, у него рука разрезана! Он с тем драконом таких бед наворочает!
— Не наворочает, — успокоил я.
— Он наделает, я его знаю! У него же с головой не в порядке, он сдвинулся!
— Поверь мне, киска, — ухмыльнулся я, — Перец ничего уже не сделает нехорошего…
— Я тебе не киска! — огрызнулась Лара.
