– Ох, Ника, – вздохнула мама. – Вечно тебе неймется! Ты не…
Пи-пи-пи… Связь прервалась.
Еще несколько раз набирала я номер, но без толку. Ну что ж, может, так и лучше. Мама предупреждена и вроде бы уже не слишком сердится, вот и хорошо. А сказать окончательное «нельзя!» она не успела, хи-хи! Ладно, мам, обещаю тебе бережно относиться к семейным тайнам, которые там узнаю.
Я спустилась вслед за Раисой по скрипучей деревянной лестнице, освещаемой лишь моим мобильником. Сойдя на землю, Раиса первой свернула за угол.
– Тьфу ты!.. Господи помилуй, напугала! Что ты тут ходишь?
Оказалось, она едва не столкнулась лбами с какой-то молодой монахиней, которая, фыркнув, убежала.
Матушка Евдокия дожидалась нас в коридоре у входа.
– Ну как, дозвонилась?
– Да, спасибо.
– Успокоила маму?
– Более-менее. Не успели договорить, связь прервалась.
– И как, разрешила она тебе идти в деревню?
– Вообще-то нет, – призналась я. – Но и запретить не успела.
– Как же ты намерена поступить?
– Раз уж я сюда приехала, так схожу, хоть познакомлюсь. Интересно все же. У меня никогда не было бабушки…
– Понимаю, – добродушно улыбнулась матушка, но сразу же снова приняла строгий вид: – Вот что, Ника. Так и быть, расскажу я тебе кое-что об этой деревне, и ты подумаешь, идти туда или нет.
Скрипнула входная дверь, и порог перешагнула та самая молодая монахиня, что пять минут назад напугала Раису. Это была девчонка примерно моих лет или чуть старше, с широким одутловатым лицом, на котором застыла ироничная улыбочка.
– Марина, ты где бродишь? – строго спросила матушка.
– Вышла воздушком подышать, а че тут такого, гы! – без малейшего почтения ответила та.
– Марина! – возмущенно загудела Раиса. – Да как ты…
Матушка остановила ее жестом:
– Постой. Вот что, Марина, ступай, отопри нижнюю келью, там мы устроим на ночлег нашу гостью.
Марина ушла, а я вопросительно уставилась на матушку.
– Вы хотели мне что-то рассказать…
– Да, Ника, мы поговорим, но утром. Не следует некоторые вещи упоминать на ночь глядя. Сейчас тебе лучше поскорее уснуть. Ложимся мы здесь рано и встаем рано.
Так она говорила, пока мы шли по извилистому коридору. За поворотом несколько ступенек вели вниз, и там я увидела две низкие двери, одна напротив другой. Та, что справа, была открыта, а рядом стояла, подбоченившись, Марина и вертела на пальце ключ.
– Вот тебе и спальня, – сказала она. – Да смотри, дверь не перепутай, гы!
– А что там? – Я покосилась на левую дверь.
– А там у нас святая отшельница! Сама никуда не выходит, и к ней заходить нельзя, во как! Только Евдокии и можно…
– Не Евдокии, а матушке Евдокии! – грозно поправила Раиса.
– Ох, да какая разница! – махнула рукой Марина, подмигнула мне и убежала, не дожидаясь дальнейших нравоучений.
– Сто раз говорила – гнать ее отсюда надо! – обратилась Раиса к матушке, молча слушавшей этот разговор. – Куда такое годится! Грубит, от работы отлынивает, а то и вовсе убегает неизвестно куда…
– Терпение, Раиса, терпение, – ответила та. – Помнишь, каким волчонком она к нам пришла? А сейчас уже немного остепенилась. Я все же не теряю надежды спасти эту несчастную душу. Для того ведь и стоит наша обитель. Не здоровые нуждаются во враче, а больные.
– Не будет доброго плода с плохого дерева! – парировала Раиса. – Тем более из этого гадючника!
Евдокия жестом остановила ее пламенную речь и обратилась ко мне:
– Отдыхай, детка, и ничего не бойся. Здесь тебя не достанут никакие страхи. А завтра обязательно поговорим.
С этими словами она торопливо попрощалась и ушла, а я вслед за Раисой вошла в крошечную комнатушку, где мне предстояло коротать ночь. Узкая кровать, рядом небольшой столик, иконы на стенах, лампочка со скромным плафоном – вот, собственно, и все, что в ней было.
– Но кое в чем наша грубиянка права, – сказала Раиса. – Будь внимательна, и если ночью выйдешь куда, то не перепутай двери.
– Постараюсь.
– В соседней келье, – пояснила она, – живет затворница, и никому не позволено входить к ней, кроме матушки Евдокии.
Я покосилась на дверь:
– Это что же – она сидит там взаперти и не выходит?
– Иногда выходит, но очень редко. На моей памяти… – Раиса стала загибать пальцы, но сразу же махнула рукой. – А, неважно. Но если уж выйдет, то только по очень важным причинам.
Я пришла в ужас:
– Как это можно так жить!
– Я так не смогла бы точно! – шепотом призналась Раиса. – Велика силой духа эта женщина. Я слыхала, у нее здесь были очень странные обязанности, а лет пятнадцать назад случилась с ней беда. Тяжело ранили ее – не знаю, кто, меня тогда еще здесь не было. Месяц провела она между жизнью и смертью. Думали, не выживет, но одним прекрасным утром она все же встала как ни в чем не бывало, ходила, говорила со всеми. А потом затворилась в этой келье, не велев никому к ней ходить. Только матушка Евдокия и заглядывает изредка.
– Изредка? – поразилась я. – Но чем же…
Чем же она там питается, не говоря уже о гигиене, хотела спросить я, но Раиса поняла с полуслова и лишь развела руками.
– Ладно, детка, ложись спать.
Я осталась одна. Несмотря на усталость и обещанный завтра ранний подъем, в девять вечера ложиться я не привыкла. Прилегла, не раздеваясь, на узкую кровать, несколько минут лежала, тупо рассматривая стены. Нет, спать еще не хотелось. Но чем заняться? Ни телевизора, ни компа в наличии не было, а книжку или какое-нибудь рукоделие я взять не догадалась. Что же, так и смотреть в потолок?
А каково той несчастной отшельнице! Она там вообще лишена всего, даже, наверное, душ принять не может, можно себе представить, какой запах должен быть в этой комнате! И зачем это? Странные люди бывают!
Просидев так без толку еще минут десять, я вышла за дверь и поднялась по ступенькам, свернув в коридор. Может, хоть поболтаю с кем-нибудь, пусть даже с этой Мариной, все равно лучше, чем в потолок смотреть. Хотя Марина симпатий у меня не вызвала. Наверное, из трудной семьи девочка, и так ей «сладко» дома жилось, что сбежала в монастырь. Такие девчонки есть в любой школе – их легко отличить в толпе детей, потому что выглядят характерно – полноваты, одутловаты, чаще всего со скрипучим неприятным голосом и всегда некрасивы. Марина соответствовала всем этим параметрам, и было интересно, угадала я или нет.
Впрочем, Марины в коридоре не было, и вообще никого не было. Царила мертвая тишина, казалось – я одна-одинешенька в этом старом здании. Мне стало жутковато. Но, может, хоть здесь меня не будут преследовать кошмары, это же вроде как святое место?
