— Что «ну вот», — сказал я. — То есть что все-таки встретились. И…
— Что?
— Ну… будто «Андромеда» была только вчера… А на самом деле прошел год.
— Десять месяцев, — сказала она.
— Какая разница, — сказал я. Потому что надо ведь было что-то сказать. Потом я добавил:
— Конечно, я дурак и лентяй. Нужно было искать изо всех сил, а я так… через пень-колоду. Потому что…
— Почему?
— Ну… я думал… может, ты уже и не помнишь про меня. Может, думаешь…
— Что?
— Ну… — бормотнул я. — «Может, мальчика-то и не было»…
— Дурень… — сказала она.
— Ага, — согласился я.
— А ты…
— Что?
— Наверно, думал: «Может, никакой девочки не было…»
— Нет… я так не думал. Я…
— Ну, чего «я»? Говори, раз начал…
— Я… даже стихи про тебя однажды сочинил…
— Правда?!
Я не решался взглянуть на Рину, но почувствовал, что он заулыбалась.
— Прочитай…
— Да ну… Они неуклюжие.
Я бессовестно врал. Стихи я сочинил не «однажды», а только что. То есть они сложились сами собой, и я удивился, потому что сроду не занимался стихотворчеством (только вот так же появились однажды строчки для вальса).
— Все равно прочитай.
— Ты разозлишься…
— Ни капельки!
— Но они же… ни складу, ни ладу…
— Клим! — строго сказала она, будто малышу в песочнице. — Раз начал, говори до конца…
— Ну… только отодвинься.
Она сначала чуточку отодвинулась, потом спросила:
— А зачем?
— Чтобы не вспыхнуть от меня… Я сейчас буду сгорать от стыда… — Это я говорил с дурашливостью, а под ней прятал настоящий великий стыд. Но сильнее стыда было желание — прочитать. И пусть потом обхихикает или поколотит… Я зажмурился и предупредил:
— Это вроде считалки…
— Говори.
Я зажмурился сильнее и выговорил:
Ринка, кринка, мандаринка,
Будто ты в глазу соринка.
Очень грустная слеза
Набегает на глаза.
Я искал тебя по свету,
Я боялся ждать ответа.
Потому что вдруг ответ:
«А меня на свете нет…»
Я замолчал, уши раскалились, и я собрался провалиться куда-нибудь совсем глубоко. Глубже колодца под большим колесом. Но она придвинулась опять и шепотом сказала у моей щеки:
— Эх ты… Клим Самгин…
Пришлось задержать падение.
— Почему… Самгин?
— Потому что я иногда тоже думала: «А был ли мальчик?»
Она вдруг коснулась сухими губами мочки моего горячего уха. Запустила пальцы в космы у меня на затылке, потрепала мою голову (ну, совсем как мама) и быстро вышла из Пуппельхауса.
Я посидел, тая и обмирая. Вот, значит, как… Потом я напружинил мышцы, расправил плечи и, щурясь от солнца, шагнул на улицу.
«Хорошо, что она не обиделась на «Ринку». Теперь всегда буду звать ее так…»
Поодаль резвилась малышня, звенела смехом и голосами. Некоторые опять висели на колесе. Среди них — конечно же! — наши ненаглядные Саньки-Соньки. Под ними прыгал Бумсель, повизгивая от беспокойства и азарта.
Ринки нигде не было.
Сзади, неслышно, подошел Чибис. Проложил мне на плечи ладони, спросил вполголоса:
— Ну, что? Объяснились?
Нахал! Идиот! Какое ему дело?! Я напряг плечи, чтобы сбросить его ладони. И… не сбросил. Пробормотал:
— Кажется, да…
— Вот и хорошо. Значит, ты нашел, что искал…
Я все же ощетинился:
— А чего такого я искал?..
Он ласково сказал:
— Втяни колючки… тебе хорошо. А я вот не знаю, найду ли…
Я сделал вид, что продолжаю дуться:
— А чего ты ищешь-то?..
Он удивился, сказал сзади, через мое плечо:
— Будто ты не знаешь! Конечно, маску… Дурацкое слово! Не маску, а портрет Агейки. Его Улыбку…
У меня хватило ума не сказать: «Зачем?» Я снял его ладони с плеч, протянул его руки себе под мышки и соединил пальцы Чибиса у себя на груди. И все же спросил:
— Найдешь… и что будет дальше? В ней же энергия…
— Ну да… Есть идея… Надо только с Ринкой посоветоваться… — (Меня слегка царапнуло, что он сказал «с Ринкой», а не «с Риной», однако я не подал вида. И ладонью накрыл его пальцы.)
— О чем посоветоваться, Чибис?
Он не ответил. Ну и ладно. Потом все равно скажет…
Я расцепил на груди пальцы Чибиса, ухватил его за кисти рук. Подбросил его спиной, и он повис на мне. Я потащил его от Пуппельхауса к колесу.
— Битый небитого везет, — сообщил он, царапая кроссовками подорожники.
— Почему это я битый?
— А разве Ринка не надавала тебе плюх за то, что не звонил, не писал?
— Всё! — решил я. — Сейчас открою ключиком крышку колодца, и один языкастый тип отправится к центру Земли.
— Ключик не сработает! У тебя зловредная идея!
— Тогда приземлю тебя в крапиву!
— Ай! — Чибис задергался, но я крепко держал его щуплые запястья. И потащил к кусачим зарослям у изгороди. Пусть побоится немного. За свою вредность…
— Рик, это и есть твои гости? — послышалось откуда-то сбоку. Я стряхнул Чибиса и оглянулся.
На дощатом мостике через канаву стояли Ринка и толстый, заросший светлой курчавой бородкой дядька с удивительно синими глазами. Это он веселым голосом спрашивал про нас Ринку и называл ее именем «Рик».
— Да, это они, — официальным тоном подтвердила Ринка. — А еще двое болтаются на колесе. Вон те, в желтых футболках. — Затем она взяла дядьку за руку и повернулась к нам:
— А это Валентин Валентиныч, мэр нашего поселка Колёса. И заодно мой папа…
— О-о… — сказали мы с Чибисом. Не ожидали, что Ринкин папа — главное здешнее начальство. Потом мы спохватились, встали прямо и наклонили головы: — Здрасте…
Валентин Валентиныч тоже наклонил голову — так же, как мы. И глянул на дочь.
— Душа моя, ты, конечно, развлекала гостей «пуппельными» делами и не подумала, что их надо покормить обедом.
Ринка сказала, что как раз об этом она думает. И что, пожалуй, гостей лучше рассовать по одному к разным ребятам.
