По винтовому дребезжащему трапу мы поднялись в помещение со столами и запахами жареных блюд. Было как в кафе «Арцеуловъ» — ароматы похожие, посетители похожие. Только не было самолета под потолком. Зато переливалась цветными огоньками многоярусная люстра. Похоже, что ее основу сделали из гребного колеса старинного парохода. Впрочем, разглядывать было некогда. Данилыч вел нас без остановки, мы снова поднялись по ступеням и оказались в круглом кассовом зале. Окошек здесь было больше, чем в коридорах. И народу хватало. Но мы не задержались и здесь.
— Топаем, топаем, орлы, — поторопил Данилыч.
Мы вышли на широкий балкон. Оказалось, что он по дуге опоясывает строение, похожее на многоэтажную пароходную корму. Совсем рядом блестела Тура с разноцветными многоэтажками Заречья на том берегу. А справа мы увидели дебаркадер для пассажирских теплоходов, грузовую пристань и портовые краны. Картина оказалась знакомая, хотя бывал я здесь не часто. Незнакомым было только здание, на балконе которого мы стояли. Я оглянулся. Над широкой дверью, из которой мы вышли, висела белая доска с черными буквами:
Ст. ПРИСТАНЬ-I
Туренских речных путей
Частное предприятие КНАБСА
Я спросил Данилыча:
— А кто такой Кнабс?
— Кнабс? А-а… — похоже, что дежурный по станции растерялся. — Вы спросите про это Валентиныча. А мне пора, я на службе… — Он сгреб нас за плечи и провел на другую сторону балкона. Отсюда открывались городские улицы. Вдали, между новостроек, белела башня Спасской церкви.
— Вот смотрите, орлы. Пойдете прямо, прошагаете через сквер где, фонтан «Дельфины», а за ним — улица Осипенко с автобусной остановкой. Можно доехать до центра… Только не заблудитесь.
— Где здесь блудить, — сказал Чибис. — Знакомые улицы…
— Ну, это как посмотреть, — озабоченно возразил Данилыч. — Стоит сместиться туренско-тюменскому вектору, и начинается чехарда… А вам вообще-то в какой район города надо?
— Нам вообще-то на улицу Красина. Там есть кафе «Арцеуловъ», — неожиданно для себя выдал я. — Может, слышали?
— О-о… Мы-то слышали! А вы откуда про него знаете? — Мне почудилось, что Данилыч слегка испугался.
— Потому что дядя Ян — наш друг, — гордо сообщил Саньчик.
Данилыч сдернул пилотку и хлопнул ей себя по клетчатому животу.
— Великий Вип! Чего же сразу-то не сказали? Тогда пошли!.. — Он опять сгреб нас растопыренными ручищами, и мы второй раз оказались в кассовом зале. Между двух окошек была дверца с надписью «Служебный вход». Данилыч втолкнул нас туда и шагнул следом. От двери тянулся коридор с покрашенными зеленой эмалью стенами. В стенах — ни окошек, ни дверей, только редкие лампочки в проволочных клетках. Свет от них был дохлый, конец коридора, терялся в сумраке. Над полом, по ногам, неуютно потянуло сквозняком. Я зябко переступил.
Но Данилыч успокоил:
— Здесь недалеко. Пройдете двадцать шагов, до первого поворота налево. По нему еще столько же. И окажетесь на дворе у Яна… Бывайте. Рад был познакомиться…
Данилыч шагнул назад, и закрыл за нашими спинами дверь.
— Сейчас придем в какую-нибудь Тьмутаракань, — предсказал Чибис. Но Бумсель бесстрашно бросился вперед. Мы бегом двинулись за ним и почти сразу увидели в стене проход налево. Свернули, и дальше — никаких приключений. Короткий коридор кончился у дощатой лесенки. Мы попрыгали по ней наверх и выскочили на привычный (просто родной!) «арцеуловский» двор! Ура!..
Мы обогнули грузовые фургоны и пошли к черному входу. У дверей сидел верхом на колоде Шарнирчик. Колотил молотком, превращал в блин консервную жестянку. Покосился на нас глазами-подфарниками.
— Привет, — сказал Чибис. — Что мастеришь?
Шарнирчик был в хорошем настроении, ответил охотно:
— Крышку для кармана на задн… — он глянул на Вермишат и закончил: — на кормовой части.
Встал, сунул железный блин сзади в трусы, похлопал по ним.
— Теперь не надо таскаться с сумкой через плечо… А вы откуда? С Пристани?
— Оттуда, — сказал я. — А ты как догадался?
— По запаху. Там особый воздух: речной и пароходный…
— Ты разве умеешь различать запахи? — удивился я. И уж потом спохватился, что Шарнирчик может обидеться. Но он только хмыкнул (вполне по-человечески):
— А ты думал! У меня нос получше, чем у вас. Наверно такой же, как у Бумселя… Да, Бумсель?
Бумсель запрыгал и облизал Шарнирчику колено — шаровой титановый суствав. А Шарнирчик вдруг пригорюнился, опять сел на колоду, подтянул ногу, уперся подбородком в облизанный шар. Проговорил монотонно:
— Рецепторы для обоняния — это фигня. Дело техники. Вот решить бы главный вопрос…
— Какой? — спросил Чибис.
— Все тот же… Есть у меня человеческая душа или нет?
— Разве отец Борис не решил еще? — дернуло меня за язык.
— Не решил… Он говорит, что такая проблема за пределами этой… как ее… богословской компетенции.
— Мало ли чего он говорит. А ты слушаешь и морально страдаешь, — разозлился я.
— А ты бы не страдал? — ощетинился Шарнирчик.
Чибис быстро глянул на меня, а Шарнирчику сказал:
— Не переживай. Душа, конечно, есть. Разве может морально страдать существо, если у него нет души?
Меня царапнула совесть. И, чтобы замять разговор о душе, я спросил:
— Шарнирчик, а Ян у себя?
— Не у себя. Его вызвали в военкомат…
Мы с Чибисом присвстнули.
— Зачем это его?
— Понятия не имею… — в голосе робота скользнула привычная вредность. — Шарнирчику разве кто-нибудь что-нибудь говорит? Только одно: «Шарнир, прибери, принеси, шевелись… Шарнир, не путайся под ногами…
— А еще «Шарнир, не ной и не ябедничай», — раздался голос Яна. Вполне жизнерадостный. Саньчик и Соня весело завопили и повисли у него на плечах.
— Тебя что, в армию забирают? — сразу спросил Чибис.
— С какой стати? Я же уволенный подчистую.
— А тогда зачем вызывали? — спросил я.
— Шарнир уже раззвонил на весь свет… — догадался Ян.
— А чего опять «Шарнир»? Они спросили, я сказал…
— Вызывали насчет добавки к пособию. Поддержать ветеранов и участников в условиях инфляции и кризиса. Благородный почин. Только добавка курам на смех…
— Дай тридцать рублей на новый штекер для подзарядки чихательного блока, — сказал Шарнирчик.
— Возьми, вымогатель… А вы, люди, откуда? Похоже, что издалека…
— Из Колёс! — радостно известили Вермишата.
— Пошли наверх, расскажете… Шарнирчик, друг мой, ты сердитый снаружи, но ласковый внутри. Поэтому принеси нам что-нибудь пожевать. Похоже, что мы все помираем от голода…
