И тут до Габорна дошло: воинов отца тут нет, никто не придет ему на помощь. Боринсон должен убить этого рыцаря или умереть, пытаясь сделать это, чтобы Радж Ахтен не узнал правду.
Габорн вытащил из-за пояса свой короткий меч. «Неодолимый» мчался вниз по склону холма, выставив копье, и казался непоколебимым, как солнце на небе.
Боринсон высоко поднял боевой топор. Теперь нужно было точно рассчитать время для замаха, с тем, чтобы опередить удар копья, который мог проткнуть его кольчугу.
За мгновение до того, как казалось, что вот-вот он нанесет удар, Боринсон крикнул:
— Вперед!
Конь прыгнул и нанес удар.
«Неодолимый» вонзил копье в шею коня. Только тут Габорн разглядел, что это было так называемое «прикрепленное копье», которое крепилось к латной рукавице воина специальным металлическим зажимом. Такое копье помогало в сражении с облаченным в доспехи противни ком, поскольку обеспечивало, что рыцарь не выронит его после удара о металлическую поверхность.
К несчастью, освободиться от копья было невозможно, не сдвинув прочный стальной зажим, с помощью которого оно крепилось к латной рукавице. Когда копье ушло глубоко в плоть и кости коня, под давлением его тяжести руку рыцаря сначала вывернуло вверх и назад, а потом просто сломало.
Кости «неодолимого» хрустнули, а сам он взвыл от ярости и боли. Его правая рука — вернее, то, во что она превратилась — оказалась пришпилена к бесполезному копью.
Он схватил левой рукой булаву, но тут Боринсон бросил коня вперед и нанес «неодолимому» такой мощный удар, что его грозный боевой топор проткнул кольчугу, прошел сквозь подкольчужник и вонзился в горло рыцаря.
Боринсон навалился на копье всей своей тяжестью. И он, и рыцарь перекатились через коня «неодолимого» и рухнули на землю.
Такие сокрушительные удары убили бы нормального человека, но кровожадный «неодолимый» Радж Ахтена издал боевой клич — и отпихнул Боринсона, так что тот пролетел несколько ярдов по склону холма.
Рыцарь вскочил на ноги и вытащил булаву. Он и в самом деле казался «неодолимым». Некоторые из них имели свыше двадцати даров жизнестойкости и могли оправиться практически от любого удара. «Неодолимый» бросился вперед так стремительно, что на мгновение превратился в размытое пятно. Боринсон, лежа на спине, оправленным в металл сапогом нанес ему удар по ноге. Кость хрустнула, точно сломанная ось.
«Неодолимый» взмахнул булавой. Боринсон попытался заблокировать удар щитом. Щит выдержал, но нижний его край врезался в живот Боринсона.
Боринсон застонал.
Габорн, который все это время скакал вверх по склону холма, уже почти добрался до места сражения и спрыгнул на землю. Огромный «неодолимый» повернулся к нему и снова взмахнул булавой, готовясь обрушить на Габорна всю мощь своего оружия, снабженного острыми — железными шипами.
Шлем «неодолимого», прикрывающий всю голову, затруднял ему периферийный обзор, и, поворачиваясь, рыцарь не мог видеть Габорна. Пока это происходило, принц нацелился мечом в щель для глаз, расположенную в верхней части забрала.
Лезвие вошло с отвратительным чавкающим звуком. Габорн навалился на него и опрокинул рыцаря на спину, стремясь пронзить ему череп.
Упав на поверженного рыцаря, он некоторое время лежал, с трудом переводя дыхание. Взглянул «неодолимому» в лицо, желая убедиться, что тот мертв.
Острое лезвие прошло сквозь глазную щель, проткнуло череп и вышло с задней стороны шлема. Даже «неодолимый» не смог бы выжить, получив такую смертельную рану. Рыцарь распластался под Габорном, став мягким и безвольным, точно медуза.
Габорн поднял голову в состоянии шока — только сейчас до него в полной мере дошло, как близко к смерти он находился.
Он быстро осмотрел себя, проверил, нет ли ран, и глянул вверх по склону холма, опасаясь увидеть там еще одного рыцаря. Попытался вытащить меч из шлема «неодолимого», но безуспешно. Потом поднялся, тяжело дыша и опираясь на руки и колени, посмотрел на Боринсона. Тот перекатился на живот и его вырвало на обуглившуюся землю.
— Приятно видеть тебя, друг мой, — сказал Габорн с улыбкой.
У него было ощущение, словно он улыбался впервые за несколько недель, хотя они с Боринсоном расстались всего два дня назад.
Боринсон сплюнул на землю и тоже улыбнулся Габорну.
— Думаю, вам нужно уносить свою задницу отсюда, пока Радж Ахтен тут не объявился,
— Я тоже рад тебя видеть, — сказал Габорн.
— Я именно это и имел в виду, — проворчал Боринсон. — Он вас так легко не отпустит. Думаете, зачем он проделал весь этот долгий путь? Чтобы сокрушить Дом Ордин.
21. Прощание
В Башне Посвященных Шемуаз, кряхтя, помогла отцу подняться со своей постели из соломы и высушенной лаванды и вывела его на зеленую траву дворика, чтобы усадить в повозку. Это было нелегко — практически тащить на себе такого крупного мужчину.
Но главные трудности возникали не из-за того, что он был так тяжел. Все дело было в том, с какой силой он цеплялся за нее, наваливаясь на плечи, — сведенные судорогой ноги не держали его, и сильные пальцы впивались в кожу девушки, точно когти.
Она испытывала чувство вины перед ним за то, что ему пришлось пережить в прошедшие годы, — потому что допустила, что он отправился на юг сражаться с Радж Ахтеном. Все это время она боялась, что больше никогда не увидит его, что он погиб. Гнала от себя эти страхи, надеясь, что они всего лишь порождение обычных детских тревог. Но сейчас, после всех лет, которые он провел в плену, Шемуаз казалось, что у нее было предчувствие, почти уверенность — может быть, ей внушили это чувство далекие предки, которым с того света все видно?
Вот почему, теперь она страдала не столько из-за того, что ей приходилось таскать его обрюзгшее тело, сколько от ощущения, что он был обделен се вниманием все эти годы. Вдобавок ощущение вины каким-то образом переплелось с тягостным чувством, не покидавшим се с тех пор, как она узнала о своей беременности. Она, Дева Чести принцессы!
Западный Пиршественный Зал Башни Посвященных представлял собой огромное помещение высотой в три этажа, где пять тысяч человек проводили каждую из подаренных им судьбой ночей. Пол был выстлан гладко оструганным ореховым деревом, в стенах установлены огромные камины, чтобы в помещении всю зиму сохранялось приятное тепло.
В восточном Пиршественном Зале, на дальней стороне дворика, обитали женщины, которых было втрое меньше.
— Куда…? — спросил отец Шемуаз, когда она тащила его между рядами соломенных тюфяков, на которых лежали Посвященные.
— Думаю, на юг, в Лонгмот, — ответила Шемуаз. — Радж Ахтен велел, чтобы тебя тоже отвезли туда.
— На юг, — обеспокоенно прошептал отец. Шемуаз постаралась побыстрее протащить отца мимо человека, который испачкал свою постель. Будь у нее время, она позаботилась бы о несчастном. Но повозка могла отправиться в любой момент, и риск оказаться снова разлученной с отцом подгонял девушку.
