Но Хосвеллу она все равно не доверяла. И не спускала с него глаз. Имея дары метаболизма, он одолел бы разделявшие их восемьдесят ярдов за секунду, но стрелу выпустить она бы успела. При скудном свете она разглядела припухлость на его лице — там, куда пришелся удар Эрин Коннел.
— Уходите отсюда, — сказала Миррима, целясь в него. Сэр Хосвелл, невозмутимо глядя на нее, поднял над головой свой лук и колчан. И понимающе улыбнулся.
— Трудно выстрелить в человека, не правда ли? — сказал он. — Вы прекрасно владеете собой. Дыхание ровное, рука твердая. Из вас выйдет великолепный стрелок.
Миррима не ответила. Ей не нужна была его похвала.
— Считаю до трех, — предупредила она.
— При стрельбе ночью, — насмешливо сказал Хосвелл, — усталый глаз неверно оценивает расстояние. Цельтесь чуть ниже, Миррима, иначе не попадете в меня.
— Раз! — сказала Миррима, последовав его совету.
— Так, — одобрил Хосвелл. — Теперь в самую точку. А еще — учитесь стрелять быстро. Во время боя надо успевать делать по пятнадцать выстрелов в минуту, иначе от вас будет мало толку.
— Два! — холодно сказала Миррима.
На мгновение они встретились глазами. Хосвелл по-прежнему держал оружие над головой. Руки у Мирримы вспотели, и она едва не выпустила стрелу, когда он наконец повернулся, собираясь уйти.
— Мы на одной стороне, леди Боринсон, — сказал Хосвелл, стоя к ней спиной. Он еще не сдвинулся с места, и Миррима была настороже, готовая в любой момент проделать в нем дыру. — Может быть, завтра нам придется сражаться рядом.
Девушка молчала. Он оглянулся.
— Три! — сказала Миррима.
Сэр Хосвелл медленно пошел прочь. Она не сводила с него глаз. Шагов через двадцать он остановился и громко сказал через плечо:
— Вы правы, леди Боринсон. Я пришел сюда вслед за вами. Пришел потому, что этого требовала честь — или, наоборот, бесчестие. Я хотел принести вам свои извинения. Я поступил низко и сожалею об этом.
— Придержите свои извинения при себе. Вы боитесь, что я пожалуюсь мужу, — сказала Миррима. — Или королю.
Сэр Хосвелл повернулся к ней, снова поднял оружие над головой.
— Жалуйтесь, если хотите, — сказал он. — За мой поступок они могут меня убить, как и вы можете убить меня прямо сейчас. Моя жизнь — в ваших руках.
Ей не хотелось даже думать о том, что его можно простить. Простить? Она охотнее простила бы самого Радж Ахтена.
— Как я могу вам доверять? — спросила Миррима. Сэр Хосвелл пожал плечами, по-прежнему держа свое оружие у нее на виду.
— Я никогда в жизни не делал того, что случилось два дня назад, — сказал он. — Повел себя как невежа, поддался порыву. Вы мне приглянулись, и я думал, что кажусь вам столь же желанным, какой вы кажетесь мне. Я ужасно ошибся. Но я попытаюсь загладить свою вину, — продолжил он твердо. — Моя жизнь принадлежит вам. Завтра, когда мы поскачем в бой, я буду рядом. И клянусь, что пока я жив, я не дам вам погибнуть. Я буду вас защищать.
Миррима вновь прислушалась к себе. Ничто не предупреждало ее об опасности. Она просто боялась его, что было вполне естественно. Возможно, последние его слова были искренними. Но она не нуждалась ни в извинениях его, ни в его защите, и, пожалуй, ее руку от выстрела удержала только одна мысль. «Если Габорн мог простить Радж Ахтена, — подумала она, — как мне не простить этого человека?»
Сэр Хосвелл удалился.
Миррима постояла, дожидаясь, пока успокоится сердце.
И до самого рассвета упорно упражнялась в стрельбе.
Глава 37
После пиршества
Аверан ела с жадностью, и к тому времени, когда она насытилась, голова опустошителя сделалась скользкой от крови. Набив желудок, девочка прилегла здесь же, на голове, и погрузилась в дремоту.
До рассвета было еще далеко. Глаза закрылись словно сами собой.
И во сне ее начали преследовать видения Подземного Мира, необыкновенно яркие и пугающие.
Ей представлялись бесконечные ряды опустошителей, которые тщетно искали что-то в Подземном Мире. Вел их могущественный маг — Великий Истинный Хозяин, жуткое чудовище.
Но сны эти отличались от всего, что она видела раньше. Ибо они представляли из себя не образы, но запахи, ощущение мельчайших движений, мерцающую ауру энергетических полей, окружающих все живое. Ей снилась холодная, призрачная энергия — волны голубого света, подобного отражению в снегу синевы утреннего неба. Все было неестественно светлым. Опустошители пели песни, состоявшие из запахов, слишком тонких для человеческого чутья.
Очнувшись, Аверан долго лежала в оцепенении, пытаясь вспомнить, что же она искала во сне. И вспомнила — Кровь Верного.
С трудом удержавшись от крика, она открыла глаза. Ибо поняла, что видела вовсе не сон. То были воспоминания — воспоминания чудовища, мозг которого она ела.
Опустошители приближались. Они должны были пройти прямо через этот городок.
И осознав опасность, Аверан попыталась преодолеть свое сытое оцепенение.
— Нам надо убираться отсюда, — сказала она зеленой женщине, сползая с головы опустошителя. — Идет горная колдунья. Как бы не опоздать!
Спустившись наземь, девочка прикинула возможности бегства.
Она попыталась вспомнить то, что ей грезилось. Опустошители с их восприятием энергетических полей «видели» не слишком далеко — не далее, чем за четверть мили. Вблизи они различали все детали предметов, но в тысяче ярдов воспринимали лишь неясные, расплывчатые очертания.
Опередив их разведчиков, Аверан была бы в безопасности. Если бы только опустошители не обладали изумительным чутьем.
Зеленая женщина убила одного, но следом придут неисчислимые тысячи. Опустошители почуют запах Аверан и выследят ее.
Ей нужно бежать — и бежать быстро. Лучше всего найти сильную лошадь. Резвую и неутомимую.
Но где ее найдешь?
«Может, нас защитит Король Земли?» — подумала Аверан.
Она закрыла глаза, сверилась с воображаемой картой. Зеленый огонек приблизился почти на двести миль. Но все еще был слишком далеко, на юге Гередона.
Король Земли доберется сюда только к ночи, а то и к завтрашнему дню. Ждать столько времени они не могли.
Опустошители в два раза выше лошадей. И бегают очень быстро.
Девочка посмотрела на мертвое чудовище.
Помечая дорогу для тех, кто шел следом, оно выделяло запахи через отверстие на брюхе. Перед смертью, когда зеленая женщина проломила ему череп, опустошитель испытал сильный страх. И чесночный запах этого страха девочка сейчас отчетливо ощутила.
Еще час назад она не заметила бы никакого запаха. Но теперь без труда прочла его смысл.
