Боринсон остановил лошадь.
Тут к нему подъехал варвар из Интернука и уставился с откровенным восхищением на Мирриму. На варваре была накидка из тюленьей кожи, желтые волосы от висков были заплетены в косы. Половину лица он выкрасил в оранжевый цвет. А из оружия имел при себе огромный боевой топор с широким лезвием, который на языке его народа назывался «жнец». Все лезвие его было в чернильно-синей крови опустошителей.
Варвар предложил Боринсону серебряную флягу и кивнул в сторону Мирримы.
– Будь у меня хоть вполовину такой храбрый пес, я бы не ходил на охоту. Посылал бы его, чтоб притаскивал мне медведей.
Боринсон глотнул из фляги. В ней оказался медовый напиток. На вкус как подогретая моча, но хоть рот удалось прополоскать после рвоты.
– Да, – сказал он. И ощутил нечто такое, что трудно было выразить словами. Гордость. Он гордился своей женой.
Среди рыцарей послышались радостные крики. Атака увенчалась полным успехом. Орда спешно улепетывала на юг.
Миррима подъехала к Боринсону. Она была в приподнятом настроении, темные глаза сверкали.
– Я истратила все стрелы!
Он видел ее колчан перед боем. Стрел в нем было, по меньшей мере, три дюжины. Боринсон оглянулся на лежавшие вокруг трупы опустошителей. Он убил всего одного, а Миррима и сэр Хосвелл, наверно, полсотни.
«Она меня совсем не понимает, – подумал он. – Хочет моей любви, но считает, как и все женщины, что я неспособен любить за раз больше, чем одну».
Это его удивляло. Она сказала ему, что воины обычно не в ладу со своими чувствами, и сказала, какой любви от него хочет. Но это была ложь.
Она, конечно, на самом деле хотела, чтобы он питал к ней глубокое чувство, но при этом не признавала никаких чувств к другим женщинам.
А для Боринсона женщины были все равно что еда на праздничном столе. Одна походила на душистый ломоть хлеба, другая – на пьянящее вино, третья – на сытный свиной окорок, четвертая – на сладкое пирожное.
Кто же захочет есть на празднике одно-единственное блюдо? Никто. И если человек даже в течение одного дня не желает питаться одним блюдом, как можно просить его есть это блюдо всю жизнь?
В том-то все и дело. Каждая женщина считает себя целым праздничным столом. Но разве может ломоть хлеба требовать от своего хозяина, чтобы тот не ел пирог с мясом? А вино – чтобы он не пил пива?
Вздор какой-то.
Его любовь к Саффире не умерла. И никогда не умрет. Саффира была пьянящим вином. Ни одну женщину он не желал так сильно и никогда уже не пожелает вновь. И это была не просто похоть. Ее красота внушала ему преданность, вызывала желание служить ей, желание столь неодолимое, что оно причиняло почти физическую боль.
Тайна и сила красоты…
Пока Саффира была жива, он страдал, не в силах избавиться от желания ей служить. Ему казалось, что он познал… величайшую целеустремленность, приблизился к непорочности.
Он всегда мечтал полюбить кого-нибудь так.
Но, будучи очарован красотой Саффиры и порабощен ее обаянием, он на самом деле не уважал ее. И потому не мог отдать ей все свое сердце.
Чувства же его к Мирриме были совершенно иными. Влечение к ней почти ничего не значило по сравнению с влечением к Саффире.
Зато уважение его к ней стало воистину безграничным. И если Саффира пьянила, как вино, то Миррима насыщала, как мясо.
Потому-то, глядя, как она, поразив огненную колдунью, едет к нему, и выслушивая от варвара слова высочайшей похвалы в ее адрес, Боринсон ощущал больше, чем гордость за Мирриму. То было сердечное уважение, какого он не питал еще ни к одной женщине, омраченное, правда, каким-то дурным предчувствием.
На юге затрубил боевой рог, призывая перегруппироваться. Боринсон поднял голову. Воины побежали в ту сторону, окликая друг друга. Заревели великаны Фрот.
Габорн вновь собирался атаковать, на сей раз арьергард опустошителей. Орда их по-прежнему уходила серой змеей на юг.
Но многие чудовища вдруг начали разворачиваться. Тысячи их устремились обратно, к трупам своих сородичей. Они рассеялись, формируя боевой строй в несколько десятков рядов и в полмили шириной. И выглядел этот строй весьма устрашающе.
Герольды неистово трубили. Властители Рун тоже собирались перестроиться.
Варвар рядом с Боринсоном весело закричал:
– Похоже, опять будет схватка!
Со всего поля битвы рыцари спешили к Габорну. Боринсон, пришпорив лошадь, поскакал туда же.
До Габорна он добрался одним из первых. Король, однако, как будто пребывал в сомнении. Властители Рун, окружавшие его, были плохо вооружены. Из двадцати человек лишь один имел копье.
Тут подскакал Биннесман, везя в своем седле Аверан. С ними подъехал и Хроно Габорна.
Аверан предупредила короля:
– Возвращаются маги. Среди убитых и горная колдунья. Они хотят пожать ее знания и знания остальных.
Боринсон только слышал, но никогда не видел, как опустошители пожинают знания. Они ели мозги мертвецов и железы под передними лапами. Иногда пожирали своих собратьев и целиком.
Девочка настойчиво сказала:
– Этого нельзя допустить. Вдруг среди убитых Пролагатель Путей?
Габорн нахмурился. Одно дело – напасть на ничего не подозревающего и уставшего врага.
Девочка же просила сейчас противостоять лобовой атаке – тысячи опустошителей против плохо вооруженных людей.
Глаза Габорна блеснули, он бросил взгляд в сторону чудовищ.
– Строиться! – крикнул он своим рыцарям, – Не позволим им пожать знания!
Опустошители медленно приближались живой стеной серой плоти. Те, что убежали от первой атаки, возвращались теперь в тыл перестроившейся орды. Могучие носители клинков занимали более удобные позиции. Впереди всех шли разведчики с высоко поднятыми головами, принюхиваясь и размахивая щупальцами.
Чудовища были еще слишком далеко, чтобы видеть войско Габорна, но запах сотен людей они чуяли.
В воздухе сгустилось напряжение, как перед грозой. Кровь забурлила в жилах у Боринсона. Битва не кончилась. Она только начиналась.
ГЛАВА 26
ПОЗИЦИИ УДЕРЖАНЫ
Не страшись человека с оружием и в доспехах – страшись человека, исполненного решимости убивать.
Эр'ден Геборен
Аверан, глядя на приближавшихся опустошителей, по движениям их поняла, что на этот раз победа не достается людям так легко. Разведчики передвигались весьма осторожно. Они делали три больших шага, потом еще маленький шажок, поднимались на задние лапы и, размахивая щупальцами, вертели во все стороны безглазыми головами.
Опустошители были насторожены, но полны решимости. Ждать атаки оставалось недолго. Как только разведчики разглядят людей и поймут, как их мало, они немедленно донесут своим командирам.
