Маркиз погрузился в пучину смятения. На его лице отразились нечеловеческие страдания. Тут сын маркиза произнес:
— Отец, это наш шанс. Мы должны показать миру, что семья Феррес все еще является одним из самых великих домов.
Юноша выбежал из комнаты, оставив Боренсона нависающим над маркизом.
Сердце у Мирримы бешено забилось. Боренсон и маркиз недолюбливали друг друга, и все же ей казалось, что Боренсон затеял опасную игру. Габорн не отдавал приказания маркизу отправляться на сражение. Не было с его стороны и никаких угроз, ни прямых, ни скрытых, в адрес маркиза. Однако Боренсон позволил себе запугивать маркиза, угрожая ему возмездием Короля Земли.
Боренсон злобно ухмыльнулся:
— Хороший мальчик, этот твой сын. — После этого он перешел к делу. — У тебя есть под рукой способствующий? Я отправляюсь в Инкарру, и мне потребуется три дара жизнестойкости.
— Да, у меня есть способствующий, Посвященных я тоже смогу найти, только вот форсиблей у меня совсем нет, — пролепетал маркиз.
— Форсибли я привез с собой. И вообще, у меня есть дюжина лишних форсиблей, которые я хотел бы подарить твоему сыну.
Было слышно, как за стенами крепости Бернод выкрикивает приказания капитану охраны, веля ему приготовить лошадей.
Маркиз изучающе посмотрел на Боренсона, и ужас, доселе наполнявший глаза маркиза, внезапно улетучился. В лице его появилась жесткость.
— Ты тоже заметил это, не так ли? — спросил маркиз. — Мой сын уже сейчас по праву может считаться более достойным человеком, чем когда-либо был я. Он очень похож на своего деда в его молодые годы. В лице Бернода у семьи Феррес появилась надежда вернуться к прежнему величию.
Боренсон кивнул. Он не собирался выказывать ни малейшей симпатии к маркизу.
Старик горько улыбнулся:
— Значит, король приказывает нам отправляться на войну. Что ж, пусть огонь возьмет старые деревья и освободит место для молодой поросли. — Маркиз вздохнул, затем уставился на Боренсона. — Да ты меня просто пожираешь взглядом. Ты был бы рад моей смерти.
— Я… — начал Боренсон.
— Не надо отрицать этого, сэр Боренсон. Я знаю тебя уже сколько? С дюжину лет? И всегда ты был уверен в своем превосходстве. Неважно, что у меня имелось состояние, с которым ты не мог потягаться, или титул повыше твоего. Все равно каждый раз, когда мы встречались, ты бросал на меня эти испепеляющие взгляды. Я знаю, какого ты обо мне мнения. А ведь моими предками были почитаемые всеми короли. Но в течение многих сотен лет наше королевство постепенно растащили по кусочкам. Наши земли присваивали, отвоевывали и попросту крали всевозможные лорды. И вот дело дошло до меня — жалкого подобия великих правителей прошлого. Когда тебе не было еще и тринадцати лет от роду, ты уже смотрел на меня с ненавистью.
— Позволь и мне говорить открыто, — почти прорычал Боренсон, уставившись в глаза маркизу неподвижным взглядом.
При этом он облокотился на стол так, что его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от лица маркиза.
— Да, я был бы рад твоей смерти. Я не переношу людей, которые прожигают свою жизнь, погрязнув в роскоши, и при этом еще скулят, жалуясь на судьбу. Когда я был юношей тринадцати лет, ты уже смотрел на меня свысока, ибо я был беден, а ты богат, потому что мой отец был убийцей, а твой — лордом. Но уже тогда я понимал, что я более достойный человек, чем тебе когда-либо суждено было стать. Ты, сэр, просто тряпка, настолько неуверенно стоящий на ногах, что не в состоянии даже стать отцом ребенку. Ты говоришь, Бернод пошел в деда… А я думаю, стоит повнимательнее присмотреться к твоим охранникам, и можно легко найти того, на кого на самом деле похож твой якобы сын. Позор тебе! Если бы ты был настоящим мужчиной, ты бы сейчас прикончил меня, не сходя с места, за только что сказанные мной слова, неважно, есть у тебя дары или нет.
Маркиз сжал зубы, лицо его окаменело. В этот момент Мирриме показалось, что сейчас он схватит со стола нож для разделки ветчины и погрузит его в шею Боренсона. Однако вместо этого он откинулся в своем кресле и зловеще улыбнулся:
— Ты всегда лез из кожи вон, чтобы доказать свою правоту. Это свойственно всем плебеям. Даже теперь, будучи капитаном королевской охраны, ты чувствуешь потребность бросить мне вызов.
Маркиз, очевидно, еще не слышал о том, что Боренсон покинул свой пост. Миррима подумала, а как бы реагировал маркиз, если бы он знал об этом.
— Однако, — продолжал маркиз, — я не вижу никакой необходимости вступать с тобой в противоборство. Ты вместе со своей оборванной женой отправляешься в Инкарру. Мы оба знаем, что Дети Ночи отправят ваши головы обратно в мешке еще до рассвета. Что же касается меня, я отправлюсь сражаться с опустошителями — врагами, которых я нахожу гораздо более достойными и беспощадными.
В какое-то мгновение Мирриме показалось, что сейчас ее муж убьет этого человека на месте. Однако Боренсон неожиданно рассмеялся — это был искренний, радостный смех, наполненный неподдельным весельем. Маркиз засмеялся в ответ. Боренсон хлопнул его по плечу, словно они были старыми друзьями. И действительно, на какой-то момент их двоих объединило нечто неуловимое — хотя бы общая для них обоих ненависть друг к другу.
* * *
Боренсон и Миррима направились к Башне Посвященных, которая находилась за крепостью. Как и все остальное в царстве маркиза, она была приторно красива: стены башни, как и ее бастионы, были побелены, так что все здание сияло. Во дворе росли стройные миндальные деревья. Листья на них уже стали коричневыми, а трава под ними была засыпана золотистыми орехами. Неугомонные белки резво скакали под деревьями, пряча свою добычу. Двое Посвященных играли в шахматы на открытой площадке рядом с фонтаном, а один слепой Посвященный сидел в тени дерева с лютней в руках. Неторопливо перебирая струны, он пел:
Шагами, легкими как сон, шла по лугам она.
Одета в белоснежный лен та девушка была.
И Эндеморские луга дивились в полусне
На стан красавицы младой, плясавшей при луне.
Но Фаллион был во сто крат сильней ошеломлен,
Бессмертною на все века любовью поражен.
Так деву Эндеморскую сквозь спящие луга
В Долину Скорби привела зловещая судьба.
— Ты ненавидишь маркиза, да? — спросила Миррима, идя рука об руку с мужем.
— Нет, — ответил Боренсон, — ненависть — слишком сильное чувство. Просто я испытываю такое презрение к этому человеку, что был бы рад его смерти. Это не то же самое, что ненависть.
— Разве?
— Конечно. Если бы я ненавидел его, то убил бы своими руками.
— А что он имел в виду, когда сказал, будто «дети» пошлют наши головы обратно в мешке? — поинтересовалась Миррима.
— Дети Ночи — именно это означает слово Инкарра. Оно состоит из двух понятий: Inz — темнота и karrath — отпрыск.
