— Пожалуйста, остановитесь! — крикнул он. — Позвольте ей жить!
— Вы продавать? — спросил Криометес.
— Да, — ответил Боренсон.
— Должно хотеть продать очень плохо, — произнес Криометес. — Должно хотеть продать больше, чем саму жизнь. Должно хотеть отдать всем сердцем.
— Я знаю, — сказал Боренсон. — Я знаю. Отпустите ее. Обещайте мне, что оставите ее в живых!
— Конечно, — продолжал Криометес. — Вы отдавать мне волю, она жить. Я обещаю. Я есть человек слова.
— Вы отпустите ее? — настаивал Боренсон.
— Да, мы отводить ее в горы и отпускать.
— Тогда отпустите ее, — потребовал он.
Старый король кивнул Веразету и произнес:
— Дай ей еще снадобья, отведи в горы и оставь там, ведь мы уже дать обещание.
Веразет, казалось, рассердился, услышав эту просьбу, но Криометес кивнул двум девушкам, стоявшим позади, и дал какие-то указания. Потом обратился к Боренсону:
— Я послать девушек, чтобы они убедиться, что жену отпускать на свободу.
Боренсон хотел бы иметь что-то более надежное, чем слово инкарранца, но ничто другое не могло гарантировать ему безопасности жены. Он сомневался, что инкарранцы с их несколько странным понятием о чести на самом деле оставят ее в живых. Он боялся, что они перережут Мирриме горло, чтобы убедиться в том, что она будет молчать. Единственным, на что он мог надеяться, было время, и что оно даст ей шанс спастись.
— Хорошо, — сказал он. — Я согласен отдать свою волю. Но я хочу видеть, как вы отпускаете Мирриму.
Веразет вытащил ножи из тела Мирримы и положил их в огонь.
— Мы сохранять ножи горячими, если вы изменить решение, когда жена уходить, — произнес Криометес. — Запомните. Быть обязанным хотеть передать волю очень плохо.
— Я знаю, — ответил Боренсон.
Одна из девиц вылила на Мирриму кувшин с водой, и та очнулась от обморока. Не вставая, она застонала. Через какое-то время действие снадобья прошло, и Миррима открыла глаза.
Увидев Боренсона, она спросила дрожащим голосом:
— Что происходит?
— Я покупаю тебе свободу, — ответил Боренсон.
— Покупаешь?
— Да, отдаю свой дар.
Сначала во взгляде появилось понимание, но оно тут же сменилось возмущением.
— Не делай необдуманных поступков, — начал Боренсон. — Ты не сможешь победить их. Просто уходи. Просто останься в живых.
Миррима поняла, что он собирается сделать, и какое-то время она неподвижно лежала, изредка всхлипывая от беспомощности. В душе Боренсон поблагодарил ее. Лишь немногие женщины в Инкарре обладали дарами, и он надеялся, что они не заподозрят Мирриму.
Криометес кивнул в сторону Веразета, и юный инкарранец снял оковы с ног Мирримы. Она села, от железных наручников запястья сильно чесались, при виде ран на теле, она содрогнулась.
— Иди, — сказал ей Боренсон. Одна из девушек помогла Мирриме подняться и встать на ноги. Долгое время Миррима пристально смотрела на Боренсона так, как если бы знала, что больше никогда его не увидит.
Наконец, она бросилась к нему, отчего тяжелые цепи оков загремели. Заключив мужа в объятия, она поцеловала его.
Тут же Веразет схватил ее за плечи и оттолкнул от него, а затем сразу скрылся вместе с ней в темном коридоре.
— Мы снять наручники, — заговорил Криометес, — когда жена есть далеко отсюда. А сейчас садиться и смотреть на меня, своего господина. Своего повелителя. Не двигаться. Сохранять спокойствие.
Боренсон почувствовал, как кто-то задрал штанину на его правой ноге. Он посмотрел вниз. И различил в темноте фигуру старика-посредника с лицом призрака, склонившегося над ним с чернильницей и иголками в руках.
Глава двадцатая
Далекий огонь
Из всех магов пламяплеты — самые недолговечные. Ибо пламя, которое питает их, в то же время пожирает их — сначала сердце, затем рассудок.
Из книги «Современная магия», написанной Магистром Домашнего Очага Шоу
Высоко в горах Хест Радж Ахтен вел свою армию под небесами такими ясными, что ему порой казалось, что он может потрогать заходящее солнце.
Уже почти целую педелю в этих горах не выпадал снег. Днем солнце медленно наступало и уничтожало белые пласты. Ночью земля становилась обжигающе холодной и каждая крупинка гравия вмерзала в тропу. Твердое покрытие обеспечивало безопасную езду. Лошади, отмеченные рунами силы, бежали легко и быстро, несмотря на то что для них не было пищи в этих краях, где не росла трава; они знали, что еда ждет их внизу, в теплых долинах Мистаррии.
Так ехал к поросшим соснами долинам Радж Ахтен, и день склонялся к вечеру, когда внезапно он встретился с огромной армией.
Грязные коричневые шатры были разбросаны там и тут под деревьями. Лошади в этом лагере явно голодали — из-под тусклых шкур выпирали ребра и бедренные кости.
Когда Радж Ахтен и его армия спустились к самому лагерю, немногочисленные стражи перепугались и затрубили в рога.
— Мир, — сказал Радж Ахтен, возвышаясь над стражами и глядя на них сверху вниз. — Ваш лорд вернулся.
Это были измученные, оборванные ополченцы. Здесь были лучники и дорожные сборщики, кузнецы и прачки, маркитанты и шлюхи. Он послал эту армию через горы месяц назад, чтобы они подготовили все для его вторжения в Мистаррию. Они не прибыли в срок к его первой битве в Каррисе, захваченные врасплох ранним снегом.
Но они хорошо отдохнули за последнюю неделю и теперь смогут идти вместе с ним. Исполняющий должность капитана этих войск выбежал из шатра, держа в руках миску с недоеденным рисом.
— Это наш лорд, Великий Радж Ахтен! — закричал страж, предупреждая капитана.
— О Свет Мира! — воскликнул капитан, роняя свой обед на землю и подходя ближе; волнение и трепет отражались на его лице. — Чем мы заслужили такую честь?
Капитан, смуглый мужчина по имени Муссаиф, происходил из великого рода. Этот пост он получил больше благодаря счастливому рождению, чем умению руководить.
— Пришло время, — сказал Радж Ахтен, — утвердить наши права на Мистаррию. Оторви своих людей от их снов и мечтаний. Завтра в сумерках они должны добраться до Карриса.
— Но, О Сияние Разума, — возразил Муссаиф, — мои люди ослабели. Много дней мы ничего не ели и почти не отдыхали, а до Карриса еще целых тридцать миль. Мы только час назад разбили лагерь. Наши лошади устали.
— Твои люди смогут отдохнуть в Каррисе, — сказал Радж Ахтен. — Они могут насытиться пищей Мистаррии и напиться крови Мистаррии, и я позабочусь об этом. Пусть каждый лучник возьмет лук и колчан стрел — и больше ничего. Каждый копьеносец пусть возьмет копье.
