— Подумай об этом, — сказал он. — Свежие фрукты-апельсины, дыни, финики на завтрак. Нежные ягнячьи ребрышки, запеченные с медом и тмином на яблоневых углях; свежий морской окунь; павлины с рисом и грибами.
— Можно мне немножко, — сказал мальчуган, и слезы выступили у него на глазах. Девочка сжала его руку, чтобы он замолчал.
— А если это сделаю только я, — спросила девочка, — вы будете кормить моих братьев и сестер?
Она была только ребенком, но, видимо, знала, что, согласно обычаю, если мужчина или женщина отдают Дары, об их детях будут хорошо заботиться всю их жизнь.
Турауш печально покачал головой:
— Если бы ты была взрослой женщиной, можно было бы это устроить. Но ты только ребенок, так что твои дары не так уж велики. У такой маленькой девочки не так много жизнестойкости, как у взрослых, — солгал он. В конце концов, надо же было набрать установленное количество даров. — Так что если твой маленький брат хочет есть, ему тоже придется отдать дар.
Он ласково улыбнулся мальчику. Турауш нечасто решался забирать дары у столь маленьких детей. Но эти двое выглядели достаточно крепкими и здоровыми.
— Я слышала, что это больно, — сказала девочка.
— Только чуть-чуть, и очень недолго, — сказал Турауш.
В его голосе звучало обещание долгой прекрасной жизни после передачи даров; хотя не было никакого сомнения, что долгой эта жизнь не будет. Раджу Ахтену нужна жизнестойкость, а такие измученные голодом существа вряд ли переживут зимнюю чуму.
— Но что будет с моими сестрами? — спросила девочка. — Кто позаботится о них?
— Сколько им лет?
— Одной три, а другой только-только исполнился год.
Турауш нахмурился. Слишком малы, чтобы согласиться на передачу даров. Посвященный должен всей душой желать передать дар, а маленькие дети, не понимающие последствий своего решения, вряд ли поведут себя правильно.
Ну что ж, подумал Турауш, пару лет мы можем позаботиться о них, пока они не станут достаточно взрослыми.
— Давай договоримся. Если ты и твой брат отдадите дары, я, наверное, смогу устроить так, чтобы твоих сестер тоже кормили. На самом деле, я знаю одну хорошую женщину, которая давно мечтает о дочери. Она будет совершенно счастлива, если вдруг судьба благословит ее сразу двумя.
— А мой старший брат?
— Расскажи мне о нем.
— Его зовут Балимар. Он уже достаточно большой, чтобы работать. Но прошлым летом его сильно помял бык, и он только сейчас начал ходить.
— Так твой Балимар поправляется?
— Да, — ответила девочка. — Он очень сильный.
Турауш принял решение. Может быть, Балимар еще не может отдать жизнестойкость прямо сейчас, но он может отдать мускульную силу. Он, конечно, должен чувствовать себя ответственным за детей, и если они вдруг уйдут в Башню Посвященных во дворце, его будет нетрудно убедить последовать за ними.
— Я уверен, что это можно устроить. Сейчас мы пойдем, чтобы забрать ваши дары и накормить вас, а потом я потолкую с Балимаром.
Турауш взял крошечную руку девочки в свою. Издалека рассветный ветер доносил визгливый голос способствующего, убеждающего кого-то отдать жизнестойкость, затем послышался полный боли вой того, кто отдал свойство. Для Турауша, ведущего детей к дворцу, этот звук был слаще воркования горлиц.
Глава двадцать девятая
Излучина реки
Нет ничего более благородного, чем посвятить свою жизнь тому, кто тебя не любит. Нет ничего более отвратительного, чем чувствовать, что должен принять этот дар.
Король Джесс Ларен Сильварреста
Уже перевалило далеко за полдень, а Дирборн продолжал грести, и глаза его помутнели от усталости. Струйки пота проложили дорожки на его шее и носу, и рукава рабочей рубахи насквозь пропотели.
— Мы уж почти на месте, — сказал он. — За той излучиной мы увидим замок.
Он греб несколько часов и, казалось, не чувствовал усталости, не останавливался, чтобы отдохнуть. Он следил за течением, удерживая лодку на середине реки на каждом повороте, чтобы максимально использовать скорость воды.
Чимойз дрожала, ее бил озноб. Она старалась не думать об этом, смотрела на спокойную зеленую воду и наслаждалась солнечным теплом, согревавшим ее кожу. Ей казалось, что тепло солнечных лучей прогоняет болезнь.
— Ты уже решила, что ты отдашь? — спросил Дирборн.
— Метаболизм, — ответила она, немного помолчав.
Передача этого дара была самой безопасной. Это не повредит ребенку и не доставит слишком много неудобств ей самой. Она легко может его отдать. Если Габорн победит и уничтожит опустошителей, тогда, через много дней, когда война окончится, она проснется, а все, что происходит сейчас, потеряет значение и исчезнет, как дурной сон.
— Хм-м, — пробормотал Дирборн. Ясно было, что он недоволен. Отдав метаболизм, Чимойз будет для него потеряна. Она будет спать, пока он будет стареть. Но не похоже, чтобы такая малость могла удержать ее от принятого решения.
Для нее путешествие вниз по реке напоминало приятную прогулку. Берега реки Уай заросли рогозом, и можно было видеть, как форель выпрыгивает из воды и хватает мошек. У самого берега плавали дикие утки, все время оборачиваясь в тревоге, плывут ли за ними их утята. А один раз Чимойз видела, как большой олень вскочил со своей лежки под яблоней.
Совершенно неожиданно для Чимойз, когда они прошли очередную излучину, впереди возник замок Сильварреста — окруженный стенами город на продолговатом холме; высокие сторожевые башни казались серыми стрелами, нацеленными в небо. Отсюда было почти незаметно, как сильно разрушил город Темный Победитель. Гнездо Граака скрывало большую часть повреждений Королевской Башни и Убежища Посвященных, а сожженные главные ворота не были видны за крепостными стенами. И только обгоревшая трава на ближних холмах напоминала, что здесь произошла страшная битва.
Чимойз с удивлением увидела, что замок окружен толпой. На холмах тут и там были раскинуты десятки тысяч ярких шатров и павильонов. Дым от очагов, на которых готовили пищу, серой паутиной висел над окрестными полями. Впереди, вдоль берега реки, были привязаны лошади.
До прихода Темного Победителя Чимойз жила в городе. Тогда четыреста тысяч — или даже больше — человек встали лагерем в полях вокруг, готовясь встретить Короля Земли. Габорн предупредил их, и они бежали и спрятались в лесах. Казалось, что теперь почти все они вернулись.
— Посмотри, — сказала изумленная Чимойз, — это похоже на Хостенфест.
Днрборн, не переставая грести, повернул голову, посмотрел через плечо и удивленно фыркнул. Немного погодя они проплыли мимо берега, на котором сотни женщин и детей стирали белье или набирали воду в большие ведра.