Карен кивнула, округлив глаза.
— Я сама слышала, как он ревет. Мы все слышали. В пещере темно и ничего не видно, но он точно там. Сначала я подумала, что это гризли, но гризли не так ревет. Это больше похоже на «мерседес» без глушителя.
Бонни закусила губу. Монстр? Может быть, это выдумка, чтобы запугивать их и держать в послушании? При таком оборудовании отцу было бы нетрудно одурачить девчонок, заставить их поверить в монстра.
— А чем же вы заняты целый день, если не выходите наружу?
Карен стукнула по стопке книг у себя на тумбочке.
— Когда Эшли здесь, она с нами занимается и дает нам задания, и док иногда зовет нас в лабораторию помочь ему.
Заслышав это, Бонни сцепила пальцы рук. Карен сама заговорила о том, о чем ей больше всего хотелось поговорить, но она не знала, как начать, чтобы не выдать своего нетерпения.
— Помочь ему? А что вы делаете?
Карен замялась, ее губы задрожали, а улыбка растаяла.
— Ну… — Она покосилась на Гальку, беспокойно ерзавшую под простыней, — не знаю, что мне можно тебе рассказывать.
Бонни пересела на кровать к Карен. Взяв ее за руки, она сказала:
— Ты можешь рассказать мне все. Теперь мы с тобой в одной лодке.
Карен шмыгнула носом, по щеке покатилась слеза.
— Ладно, расскажу. Мы, — она мотнула головой в сторону коридора, — то есть Бек, Стейси и я, — мы у дока подопытные. Он хочет найти способ продлевать людям жизнь.
— Да ну? И что он делает?
Карен провела указательным пальцем по шрамам на левой руке, от локтевого сгиба до запястья.
— Ну… раньше он забирал у нас кровь, как-то ее обрабатывал и вводил обратно. Он говорил, что пытается заставить нашу кровь лучше работать.
Бонни погладила пальцем шрамы на руке Карен.
— Раньше? А теперь?
Карен успокоилась, голос ее больше не дрожал.
— А потом вдруг все изменилось. Ты, наверное, видела лабораторию? Всего несколько недель назад все было по-другому. Но пришли какие-то люди и вместе с Эшли построили эти стеклянные штуковины и инструменты. Тогда же нам запретили выходить через ту дверь. И теперь с нами делают странные и страшные вещи.
Глаза Карен стали совсем круглыми, как блюдца, она вцепилась в руку Бонни так, что костяшки пальцев побелели.
— Это не больно, ни капельки, но очень страшно. И он ничего нам толком не объясняет, разве что каждый раз по чуть-чуть.
Карен помолчала, поджав губы, закрыла глаза и снова заговорила дрожащим голосом:
— Ну вот, я стою в одной из этих стеклянных штуковин, а Деррик — ему семнадцать лет, и он живет на половине мальчиков — в другой. Потом Эшли включает его стекляшку — и Деррик исчезает. И там, где он стоял, только искры летают. — Девочка глубоко вздохнула и закрыла глаза. — Затем я вижу, как эти искры из его стекляшки летят ко мне через такую трубу — вроде прозрачного хобота от пылесоса, а Эшли включает мою стекляшку. И вдруг я начинаю видеть все по-другому. Даже не видеть, а сама не знаю что. Скорее чувствовать, но сильнее, чем прежде. Ну вот, эти искры от Деррика залетают ко мне, и я слышу, как он говорит: «Держись!» И потом меня куда-то засасывает, я лечу куда-то вниз, как на огромных американских горках в парке. Становится темно, совсем темно, как будто летишь во Вселенной, и вокруг ничего нет, нельзя ни сидеть, ни ходить. И чувствуешь себя привидением, но только ничего не видишь. Хотя в последний раз я видела какие-то вспышки света, словно где-то далеко били молнии.
Карен открыла глаза и выпустила руку Бонни.
— Это длится совсем недолго. По крайней мере, мне кажется, что недолго, и затем меня засасывает обратно, обратно в мою стекляшку. Я открываю глаза — и все вокруг по-прежнему, кроме… — Она зажала рот рукой, смущенно хихикая.
— Кроме чего? — спросила Бонни.
— В первый раз, когда все закончилось, я вернулась в одном белье. Но ничего: я надела трико, потому что в лаборатории я всегда мерзну. — Она подняла левую руку, показывая тонкое золотое кольцо. — И это кольцо лежало на полу возле моей одежды. Вместе с браслетом, который я носила на лодыжке. После этого они давали мне надеть длинную белую рубашку — вроде такой надевают хористы в церкви, — и с тех пор я не возвращалась в одном белье.
— А что случилось с Дерриком?
— Ой, да ничего! — отмахнулась Карен. — Правда, я не помню, вернулся он голый или в одежде, потому что я беспокоилась о своей.
— А Бек и Стейси? Они тоже участвуют в опытах?
— Да. Иногда их зовут вместо меня, но чаще все-таки меня. Это потому, наверное, что я старше. Но в другую стекляшку всегда ставят Деррика.
Бонни на минуту задумалась, пытаясь сложить вместе все части ребуса.
— Но я видела третий стакан, — медленно проговорила она, приложив палец к губам. — Они когда-нибудь используют его?
— Они нам не говорят, для чего он, — покачала головой Карен.
Бонни глубоко вздохнула:
— Я пока не могу понять, что здесь происходит, но сегодня вечером я тут осмотрюсь. Хочешь пойти со мной?
Карен покачала головой:
— Эшли всегда перед сном проверяет, на месте ли мы, и запирает дверь в коридор. Она у нас точно тюремный надзиратель. Но они с доком нас не обижают. Вкусно кормят, у нас есть телевизор, компьютеры и красивая одежда.
— Хмм… — Бонни потерла подбородок, оглядывая комнату. У каждой девочки был собственный компьютер, куча кукол, настольных игр и стереосистема с колонками. На половине Карен находилось также множество моделей машин и стеллаж с автомобильными журналами. — Ты любишь машины? — спросила Бонни.
Карен вспыхнула и сложила руки на коленях.
— Ага. Я люблю о них читать. У меня есть несколько видеофильмов. Я хочу, когда вырасту, стать механиком, может быть даже в команде НАСКАР.
Еще Бонни заметила на полках тома энциклопедии, старинную музыкальную шкатулку и большую коллекцию компьютерных игр. Она тихо присвистнула.
— Интересно, где они берут деньги, чтобы оплачивать всю эту затею.
— Я об этом спрашивала. Есть много богачей, которые хотят жить вечно, они и платят деньги.
— А разве они не должны предъявлять доказательства своей работы?
Брови Карен взлетели, глаза засверкали как изумруды.
— О, у них есть доказательства. Дедушка Эшли, который живет на половине мальчиков, с каждым днем все здоровеет. А раньше он вообще лежал в коме. В последний раз, когда я его видела, он уже ходил. Его мышцы становились все сильнее.
— Становились?
— Ну, я хотела сказать, что он уже выздоровел. Во всяком случае, ему не хуже.
Бонни постучала ногой по плетеному коврику.
