Профессор откашлялся и закрыл глаза. Голос его стал мягким и мелодичным. Он превратился в барда-пророка древности и запел таинственно и пленительно:
С мечом и камнем воин
С небес огонь возьмет,
Сберет всех, кто достоин,
И мрак навек сметет.
Последних он спасает,
С той, кто ему мила.
Но взор его туманит
Расползшаяся мгла.
В глубокой черной бездне
Все ангелы мертвы.
Их кости разметало,
Сердца их холодны.
Но, как лоза весною,
Жизнь возродится вновь,
Воспрянет дух с тобою,
И сердце оживет.
Но труден путь для света,
Псалмов уж нет совсем,
Лишь ужас там клубится,
И имя ему — семь.
Билли обхватил голову руками. Столько всего сразу навалилось! Как трудно все воспринять. Он уже участвовал в кровавой битве! Профессор только что пропел еще одну странную песнь, как будто вовсе лишенную смысла. И потом… неужели он — спаситель?
— А что дальше? — только и мог спросить он.
— Скажи, поедешь ты со мной или нет. Я не гарантирую ничего, кроме того, что твои испытания еще не завершены.
Билли развернул билет на самолет и внимательно рассмотрел его. Профессор в самом деле хочет, чтобы я вместе с ним полетел в Англию. Он никогда раньше не был так серьезен, так торжественен. Билли глянул на мать. Бедная мама! О чем она сейчас думает? Конечно, она гордится мной, но стоит ли мне лететь на другой конец земли в погоне за мечтой профессора? И все-таки я не имею права спрашивать ее. Это будет нечестно.
Всегдашняя улыбка на лице Уолтера увяла. Стиснув челюсти и сжав кулаки, он выразительно кивнул на Билли. Зато Бонни сияла, как восходящее солнышко. Столкнувшись лицом к лицу со своими страхами, она вышла из мрака и в боли и слезах обрела то, что искала. Билли тоже увидел свет во мраке — свет, который излучала душа Бонни. Она показала ему путь к источнику света. Теперь этот свет горел в сердце Билли пламеннее самого жаркого драконова огня. Что ему остается? Только изливать свой свет, освещая любую тропу, на которую его призовут!
Билли сложил билет и сунул в карман.
— Я согласен.
Бонни и Уолтер бросились к нему. Бонни крепко обняла Билли.
— Доверься Господу всем сердцем, — прошептала она.
Уолтер хлопнул друга по спине.
— Советую: перед тем как полетишь, выучи их язык. Например, слово «ватерклозет». А то даже не сможешь найти туалет!
Миссис Баннистер подошла к сыну и обняла его.
— Я не сомневаюсь в том, что профессор поможет Билли овладеть английской культурой, — сказала она. — Если все остальные, с кем ему придется общаться, будут такими же, как профессор, значит, Билли будет находиться в кругу самых настоящих джентльменов.
Дверь рывком распахнулась, из подвала в гостиную проследовала странная процессия. Впереди шел сэр Барлоу, в одной руке он держал пакет картофельных чипсов, в другой — уютно свернувшегося клубочком кота Гэндальфа. За Барлоу следовал Ньюман, он брел, зарывшись носом в журнал «Нэшнл джиографик». Далее вышагивал Эдвард, трубя в трубу. Замыкали строй три фигуры, облаченные в спортивные костюмы семидесятых годов двадцатого века: на Фиске — светло-оранжевый, на Стэндише — бледно-зеленый, а на Вудроу — цвета электрик.
— Да уж. — Мистер Фоли покачал головой. — Самые настоящие джентльмены.
— Мы нашли очаровательную комнатку, — объяснил Барлоу, — уставленную коробками с надписью «Добрая воля». Я подумал: раз эти коробки наполнены доброй волей, не будет ничего страшного, если мы исследуем их содержимое. К своему удивлению, я нашел там целое собрание диковинок. — Рыцарь поклонился и передал Гэндальфа Билли. — Ваш кот, сэр, изрядно привязался ко мне. Наверное, решил, что я — его пижама.
Билли взял мурлыкающего кота.
— Вы хотите сказать, Гэндальф решил, будто вы — кошачья пижама?
Барлоу пошевелил усами, густой румянец залил его шею и лицо.
— Именно так.
