— Ну пожалуйста-препожалуйста, миссис Трамп, — уговаривала Филиппа.
Домработница нервно засмеялась:
— Ты что, хочешь, чтобы меня уволили? В жизни ничего подобного не слышала! Ты раньше-то курить пробовала?
— Нет, — ответила Филиппа. — А сейчас вдруг так захотелось…
— И мне тоже, — признался Джон. — А почему, сам не знаю.
— Это как раз ясно. Близнецы они и есть близнецы.
Джон кивнул.
— Ладно, миссис Трамп, — вдруг сказал он. — Мы же просто прикалываемся. — Он многозначительно посмотрел на сестру: только бы поняла, что он задумал. — Вы идите в сад, покурите, как всегда. Мы просто подумали — вдруг вы так испугаетесь, что сразу бросите курить, но… не вышло. Правда, Филиппа?
— Ага. — Филиппа, кажется, начала понимать, к чему клонит брат. Она вдруг вспомнила, как Уинстон, их ротвейлер, которого раньше звали Нилом, усаживается рядом с папой и принимается нюхать воздух — едва папа берет в рот сигару. — Мы просто неудачно пошутили. Идите курите. Мы не будем портить вам удовольствие.
Миссис Трамп закивала. На самом деле в тот момент, когда близнецы прибежали на кухню, она как раз собиралась выйти покурить — она ждала этой счастливой минутки уже много часов. Поэтому сейчас, без лишних разговоров, она схватила свою пачку сигарет «Салем» и отправилась в сад.
План действий близнецы приняли почти телепатически. Во всяком случае, не тратя зря слов, они последовали за миссис Трамп и уселись подле нее на садовых стульях. Пока она устраивалась, доставала сигарету, закуривала и выпускала первое колечко дыма, они не сводили с нее глаз.
— Вот как раз там и находится наш лагерь. — Филиппа кивнула на пачку сигарет. — В Салеме.
Миссис Трамп удивилась:
— Странное место для летнего отдыха. По-моему, малоподходящее.
— Вот и нам так кажется, — подхватил Джон. — Между прочим, мы в школе ставили пьесу Артура Миллера «Суровое испытание», как раз про события в Салеме… — Он жадно втянул носом табачный дым. — Вы абсолютно правы, это место совершенно непригодно для летнего отдыха.
— Да уж… — сокрушенно сказала миссис Трамп и, спохватившись, добавила: — А приедете туда, и все окажется замечательно.
— Возможно. — Раздувая ноздри, Филиппа пыталась вдохнуть побольше дыма. — Но мы тут подумали и решили поехать в Европу.
Миссис Трамп почувствовала, что близнецы не сводят с нее глаз, точно коты с торговца рыбой.
— Какой чудесный вечер, — невинно заметил Джон, отвлекая ее внимание от сестры, которая в этот момент снова громко втянула носом дым.
— Ой, правда замечательный, — подхватила Филиппа, давая брату возможность сделать то же самое.
— Вы… вы ЧТО? — сообразила наконец миссис Трамп. Вскочив на ноги, она бросила сигарету на выложенную камнем дорожку и сердито растоптала башмаком.
— Ну и ну! — возмущенно повторяла она, возвращаясь на кухню. — Такого я еще не видывала. Надо бы матери вашей рассказать, но, на ваше счастье, я не привыкла ябедничать. Хоть вы и заслужили хорошую взбучку.
Пристыженные, близнецы остались в саду. Сидели там, глядя в оранжевое от городских огней небо.
— Что, разве это было так заметно? — спросил Джон.
— Наверно, иначе она бы не заметила.
— Слушай, а когда ты на кухне на пол села, что с тобой случилось?
— Не знаю, Джон… — Филиппа запнулась, подыскивая слова, чтобы объяснить брату, что с ней происходило на самом деле. — Сначала я как будто пыталась вспомнить что-то давно забытое. А потом вдруг ясно-ясно подумала, словно сказала себе: как было бы хорошо, если бы миссис Трамп выиграла в лотерею и съездила навестить своих дочек. И тут из меня будто все силы вышли. Я стала такая уставшая, такая… как после забега на сто километров. — Филиппа пожала плечами. — Всего на какую-то секундочку. Ну, вроде как вот-вот в обморок упаду.
— А сейчас как?
— Сейчас нормально.
— Гормоны, — постановил Джон.
— Это еще почему?
— Я тут пока все это переваривал — все перемены, которые с нами происходят. По-моему тут дело в гормонах.
— Может, и так. Не знаю. — Филиппа встала и зябко поежилась. — Пошли. Пошли в дом. Мне холодно.
Родители по-прежнему разговаривали в гостиной, и близнецы уселись на ступенях лестницы поближе к двери: вдруг удастся что-то подслушать. Между прочим, именно так, подслушивая под дверью, большинство детей и выясняют все самое важное, все, что имеет самое непосредственное отношение к их собственной жизни. Джону и Филиппе мгновенно стало ясно одно: мистер и миссис Гонт придают непомерно большое значение их зубам и поездке в Салем.
— Черт побери! Все шло так хорошо, — вздохнул папа. — И вдруг…
— Можно подумать, ты не знал, что этот день рано или поздно наступит, — сказала мама. — Поверь, я очень старалась, чтобы у нас был нормальный дом, уклад. Отказывала себе во многих женских прихотях. Познакомившись с тобой, я полностью отказалась от прежнего образа жизни.
А вот это уже новость! Близнецам и в голову не приходило, что их мама может вести какой-то другой образ жизни, кроме как… быть их мамой.
— Я знаю, знаю, дорогая, и поверь, я очень ценю твою жертву.
— Но я никогда не скрывала от тебя правды о наших детях, Эдвард.
— Разумеется, Лейла, разумеется. Просто я не ожидал, что это произойдет так скоро. Да какой отец смирится, когда его дети расстаются с зубами мудрости в столь нежном возрасте? Они даже еще не подростки! Совсем дети! Мне, например, удалили зубы мудрости в двадцать четыре года. Только сравни: двенадцать и двадцать четыре!
— Я же тебе объясняла. Возрастные изменения в моем роду происходят нестандартно.
— А то я сам не вижу? Посмотри на себя, Лейла. Ты выглядишь великолепно, ни одной морщинки! А я… я похож… не знаю уж на кого, но, одним словом, я выгляжу куда старше. Словно в отцы тебе гожусь.
— Да, ты выглядишь достойно и респектабельно. Я очень ценю это в мужчинах.
— Прекрати. Я на лесть не поддаюсь. И вижу всю правду по утрам в зеркале, во время бритья… Так что будет дальше?
— Поедут, как мы и договорились, в «Дом обновления». На все лето. Пока все не начнется.
— Господи, Лейла, ты так говоришь, точно с ними теперь… — Последние слова мистер Гонт произнес шепотом, и близнецы их не уловили.
— Ты что, не замечаешь? Именно так. Они пока еще сами ничего не поняли, но они на пороге пробуждения. Это-то меня и тревожит. Либо мы успеем отослать их к доктору Григгсу, либо тебе придется следить за каждым своим словом. И не только тебе. Всем.
— Лейла, признайся, ты шутишь? Это же мои собственные дети. Почему я должен следить за каждым словом?
— Потому что они не смогут с собой совладать. Вдруг один из них на тебя рассердится? Что тогда?
