Джон опустился на колени слева от Нимрода и склонил голову.
— Готов, — прошептал он.
Филиппа, справа от Нимрода, сделала то же самое.
— Готова.
Нимрод взял племянников за руки:
— Постарайтесь не отцепляться, пока мы не найдем подходящих полицейских. Держась за руки, мы точно не потеряемся. А если нас что-то разъединит — мало ли, все бывает, — тогда встречаемся около «кадиллака». Ну вот, кажется, все…
— Скорей, прокатимся с ветерком! — Джону давно надоело слушать советы.
— С теплым ветерком, — уточнил Нимрод. — Поехали! ФЫВАПРОЛДЖЭ!
Филиппа тихонько ойкнула, почувствовав, что поднимается над собственным телом. Сначала ей просто показалось, что она становится все выше и выше, но, посмотрев вниз, она увидела склоненную головку, копну рыжих волос, очки. Филиппа сначала даже не поняла, кто это, и только несколько секунд спустя до нее дошло, что голова — ее собственная. Господи, какая же нелепая прическа!
Джон растерялся не меньше, чем сестра. Он бы запаниковал, не будь рядом Нимрода, который крепко держал его за руку.
Почувствовав их тревогу, Нимрод сказал:
— Это вполне нормально. Сначала всегда бывает не по себе. Вдохните поглубже и следуйте за мной.
— Но если мы — там, в церкви, то где мы сейчас разговариваем? — недоумевал Джон, а они тем временем уже летели над знакомым, мощенным булыжником переулком.
— Можно сказать, что мы существуем в двух разных измерениях, — ответил Нимрод. — Или, если придумать образ поточнее, наши тела и души разделены сейчас высоким забором: тела — по одну сторону, души — по другую. Могу объяснить и понаучнее, но чтобы понять это объяснение, надо получить степень бакалавра по физике. А лучше — магистра.
— Только не по физике! — взмолилась Филиппа. — Терпеть не могу физику.
— Придется переменить мнение, — сказал Нимрод. — Все, что делает джинн, все, на что он способен, — прямой результат действия законов физики. Ничего, когда-нибудь поймешь…
— Пойму. Лишь бы только экзамен не сдавать, чтобы доказать, что все поняла.
Они миновали полицейское оцепление и, незамеченные, проникли в ярко освещенный магазинчик. Полицейских тут была тьма-тьмущая. Один из них обводил желтым мелком труп Хусейна Хуссаута, лежавший на полу между шахматных досок и тронов египетских фараонов. Вид умершего сразу напомнил близнецам Бакшиша — каким они увидели его в первый раз, в комнатке наверху: с синими губами и конечностями.
— Бедный, — прошептала Филиппа.
Один из полицейских прислушался и стал беспокойно озираться по сторонам, но никого не увидел. Вздрогнув от ужаса, он быстро перешел в другой конец магазина, где, явно скучая, покуривали, прислонившись к стене, еще двое полицейских.
— Глядите, — сказал Нимрод. — Три готовеньких тела, как по заказу.
Покрепче ухватив племянников за руки, он взмыл под потолок и завис над ничего не подозревающими полицейскими.
— Носки — вниз, глаза — каждый на своего полицейского, — тихонько скомандовал Нимрод. — Будет такое чувство, будто натягиваешь мокрую одежду. Когда мы окажемся внутри, их души так струхнут и стушуются, что даже не посмеют нам помешать. А когда мы их покинем, эпизод сотрется из их памяти без следа.
И вот они внутри чужих тел! Взглянув на стоящих рядом незнакомых мужчин, Филиппа — незнакомым голосом — неуверенно окликнула:
— Нимрод?
Один из полицейских ободряюще кивнул.
— Так странно быть мужчиной, — сказала Филиппа.
— Конечно, — сказал Нимрод, оказавшийся в теле сержанта полиции. — Только больше так не говори, ладно? А то услышит кто-нибудь из сослуживцев, и твой полицейский станет предметом шуток. И говорим по-арабски, Филиппа. Только по-арабски.
— А мы сможем? — удивился полицейский Джон.
— Разумеется, — ответил полицейский-Нимрод. — Вы же египтяне.
— Да… могу и по-арабски, — сказал Джон. — И вообще, у меня в голове столько всего… не самого приятного…
— Пошли, — сказал полицейский-Нимрод, отбросив окурок. — Нам сюда.
Рядовые полицейские проследовали за сержантом через заднюю дверь во внутренний двор и поднялись по скрипучей деревянной лестнице в жилую часть дома. Бакшиш сидел на краешке железной кровати в своей комнате совсем один и тихонько плакал. Сержант сел перед ним на корточки, взял его за обе руки и заглянул в глаза:
— Послушай меня, Бакшиш. Я скажу тебе сейчас кое-что странное, но ты не бойся. Твой отец — очень хороший человек И он был моим большим другом.
— Вашим другом? — Мальчик нахмурился. Похоже, он силился вспомнить, говорил ли ему отец, что у него есть друг-полицейский.
— Я знаю, что отец рассказывал тебе про джинн, про все, что они умеют. Поэтому ты не испугаешься, если я скажу тебе, что я — Нимрод. Просто сейчас мне пришлось на время стать полицейским.
Мальчик буквально окаменел от ужаса. Зрачки его расширились, и близнецам показалось, что он сейчас завопит истошным голосом и выбежит из комнаты. Но Нимрод продолжал держать его за руки и говорить, говорить, как гипнотизер… В конце концов Бакшиш и вправду немного успокоился.
— Нимрод, ты умер? — спросил он. — Ты поэтому пришел в чужом теле?
— Нет, я не умер, — ответил сержант. — Я пришел в чужом теле, потому что тот, кто убил твоего отца, возможно, продолжает следить за магазином.
Мальчик снова разрыдался.
— Ты помнишь девочку и мальчика, которые приходили сюда вчера вечером? — спросил сержант. — Это мои племянники, они искали меня. Помнишь?
— Помню, — ответил Бакшиш, вытирая глаза рукавом.
— Они тоже джинн. И они сейчас здесь, с нами. Тоже в виде полицейских. Филиппа, подойди, поговори с Бакшишем. Но только не мужским, а своим собственным голосом.
Филиппа тоже присела на корточки перед кроватью и попыталась придать небритому мужскому лицу, которое она ощущала на себе, точно маску, ласковое, сочувственное выражение. К счастью, способность разговаривать девичьим голосом она не утратила.
— Бакшиш, — мягко сказала она. — Мне очень жаль твоего папу…
— Я рад, что с твоим дядей все в порядке, — сказал мальчик в ответ. — Мой отец… он не хотел, никогда не хотел ему зла.
— Я знаю. — Филиппа провела рукой по волосам Бакшиша.
— Это все Иблис. Он его заставил. Наслал змею она меня укусила, и, пока я лежал при смерти отцу приходилось исполнять его приказы. Только когда Нимрода поймали, Иблис велел Палису, своему слуге, высосать из ранки яд.
— Палис-пятколиз? — переспросил сержант. — И он здесь?
— Он очень злой джинн, — отозвался Бакшиш, глядя на свою забинтованную ногу.
Сержант посмотрел на озадаченную Филиппу и объяснил:
