— Я действительно не знаю, как это получилось, — продолжал мальчик. — Так уж вышло… Так ведь бывает. Иногда. Прости.
— Ничего, сынок. Я понимаю. Так вышло. В конце концов, это просто безделушка, украшение, правда? — И на губах Эдварда Гонта появилась добрейшая, снисходительнейшая улыбка. Он не ругался, не угрожал стереть Джона в порошок, не обещал лишить его карманных денег до конца учебного года. И это было совершенно не в характере настоящего мистера Гонта. По крайней мере, в зимнее время мистер Гонт вел себя совершенно иначе. Филиппа часто обвиняла родителей в том, что мебель и картины, которыми забит их дом, они любят куда больше, чем собственных детей. Джон, конечно, знал, что это не так, но, с другой стороны, он знал и другое: его настоящий отец никогда бы не простил ему испорченной статуэтки. И совершенно не важно, где это выяснилось — в Ираке или в Нью-Йорке. Будь отец настоящим, он задал бы Джону хорошую взбучку.
— Папа. Прости. Так надо. Ничего личного, понимаешь?
Еще не договорив, Джон ударил отца мечом. В инструкции Эно было ясно сказано: «Вторгшийся в подземелье должен без колебаний убить седьмого хранителя, иначе его сокрытое тщание не увенчается успехом». Джон не очень понимал, что такое «сокрытое тщание», но зато ему было ясно, что если он не выполнит указаний Эно со всей возможной точностью, сестры ему не видать. Во всяком случае, той сестры, которую он знал и любил.
Джон, естественно, ожидал, что меч рассечет отца-мираж, словно пустоту. Не тут-то было. Меч содрогнулся, встретившись с твердым телом, но что было еще хуже, так это вопли. Отец завопил, словно его и вправду убивали. И при этом не исчез как остальные хранители. Вместо этого он ничком упал на землю и остался лежать там в луже крови. Самой настоящей, мокрой, красной крови.
Джон вскрикнул.
— Что я наделал?
Он отбросил меч в сторону и упал на колени около своей жертвы. Его корчило от ужасных предчувствий. Вдруг он и правда сотворил что-то ужасное? Вдруг верховный жрец Эно что-то напутал? Или все-таки Вирджил Макриби сделал неверный перевод? Перед ним лежал его родной отец! Которого он, Джон, собственноручно убил!
— Нет, нет, нет! Пожалуйста, нет! Этого не может быть…
Дрожащими руками Джон снял с мертвеца очки и засунул их в нагрудный карман его пиджака, где обнаружился портсигар с любимыми сигарами отца, «Маньяна Гранд Кру». Зачем ненастоящему Эдварду Гонту настоящие сигары?
— Папа, пожалуйста, очнись, — твердил мальчик. — Я не хотел.
Но огромная лужа крови и землистый цвет лица подтверждали самое страшное: этот человек уже никогда не очнется. Джон зажмурился, а слезы все равно брызнули у него из глаз на бледного мертвеца.
— Прости. — Джон совершенно обессилел от ужаса и горя. Несмотря на все логические умозаключения и свидетельства, он был совершенно уверен, что действительно убил собственного отца — Папа, прости же меня! Прости…
Алан и Нил безуспешно пытались оттащить Джона от трупа, не умея объяснить ему, что он заблуждается и это, разумеется, никакой не Эдвард Гонт. Не открывая глаз, Джон так и застыл на коленях перед покойником.
Вдруг Нил громко залаял. Открыв глаза, Джон увидел, что труп, такой реальный всего миг назад, исчез — словно его вовсе не бывало.
Джон встряхнул головой, вздохнул поглубже и слабо улыбнулся Нилу. Уфф, все-таки это был мираж. Но все равно… окончательно он успокоится только в тот день, когда сможет обнять своего настоящего отца и прижаться к нему — крепко-крепко.
Алан, который уже сбегал вперед на разведку, теперь вернулся, гавкнул несколько раз и принялся дергать Джона за рукав рубашки: вставай, мол, пора в путь.
— Хорошо, хорошо, — сказал Джон. — Уже иду.
Он последовал за собаками вниз по спиральному туннелю, который все накручивал круги в подземной части Самаррской башни. И вот, за следующим поворотом, Джон понял, почему Алан так разволновался. Дорожка здесь заканчивалась, и они оказались перед маленькой дверцей в стене. Действительно маленькая, не выше стола, дверца была старинная, деревянная, обитая черными гвоздями, с большой черной железной ручкой в форме человеческой головы. Это была голова мужчины — с заплетенной в косичку бородой и кольцами волос вокруг лица. Но самым примечательным в этой ручке был язык: железного человека заставили высунуть железный язык и прибили его к двери. Джон поразился! Какой ясный и недвусмысленный знак! Точно некто — возможно, сам Эно — хотел предупредить пришельца, рискнувшего потянуть за ручку, чтобы он никогда, ни при каких обстоятельствах не выдавал тайну, которая откроется ему за этой дверью.
В «Свитках Беллили» было очень мало сведений о том, чего, собственно, ожидать дальше. Поэтому, пережив предыдущие испытания, Джон, естественно, побаивался тянуть за ручку. За этой дверью лежит Иравотум, но не сидит ли на пороге семиглавый тигр? Или кое-что похуже, что Джону пока и представить-то трудно.
— Ну, а вы что думаете, парни? — спросил он Алана и Нила, которые тщательнейшим образом обнюхивали дверь. — Так, погодите, а если… Если дверь заперта?
Так и оказалось. Джону потребовалось несколько минут, чтобы разобраться в этом устройстве: из торчащего железного языка вынимался гвоздь, после чего можно было поднять язык и открыть дверцу, которая держалась на простой задвижке.
— Круто! — сказал Джон, потянул за кольцо и, согнувшись в три погибели, переступил порог.
До этого они двигались по освещенному факелами спиральному туннелю, который увел их чуть ли не на километр вниз, в самое основание Самаррской башни, и в туннеле они прекрасно сознавали, что находятся под землей. Но здесь, за крошечной дверцей, в это вообще было невозможно поверить. На мгновение Джон и его собаки просто оторопели.
Перед ними, в колыбели покатых берегов, лежало море. Под ногами золотился песок, легкий ветер лохматил волосы Джона и брызгал ему в лицо солоноватыми каплями. Но что действительно поражало, так это не размеры моря и даже не ветер, который слегка колыхал его гладь, а то, что Джон видел даже противоположный берег, потому что все вокруг было залито светом — ясной и холодной, почти лунной белизной, которая подсказывала, что этот свет имеет скорее всего электрическое происхождение. Взглянув вверх, Джон сразу вспомнил документальный фильм о северном сиянии, который он смотрел однажды по телевизору, по-латыни такое свечение называется aurora borealis. Одним словом, Джон и его спутники попали в совершенно другой мир.
Он пробовал представить, какое геологическое событие могло породить такое огромное подземное пространство. Как-то раз родители возили их в гигантскую пещеру в штате Кентукки. Но по сравнению с тем местом, где сейчас находился Джон, пещера в Кентукки была просто кроличьей норой. А главное, даже самые большие в мире пещеры не имеют собственного климата и такого странного освещения.
Джон так изумился, что даже почувствовал прилив сил, хотя еще мгновение назад был совершенно истощен после семи изнурительных испытаний. А может, помог и чистый, бодрящий воздух, совсем другой воздух, с другим вкусом и запахом по сравнению с загазованной атмосферой родного Нью-Йорка. Алан подбежал к самой кромке воды, понюхал ее, а потом посмотрел на Джона, будто спрашивая: «Ну, что теперь?»
