Л. Спрэгу и Кэтрин де Камп
И семь Ангелов, имеющие семь труб, приготовились трубить.
Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю, и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела.
Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; и третья часть моря сделалась кровью.
И умерла третья часть одушевленных тварей, живущих в море, и третья часть судов погибла.
Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод.
Имя сей звезде полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие люди умерли от вод, потому что они стали горьки.
Четвертый Ангел вострубил, и поражена была третья часть солнца, и третья часть луны, и третья часть дня не светла была — так, как и ночи.
И видел я и слышал одного Ангела, летящего посереди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить.
Откровение, VIII, 6-13
Где блестящее собрание героев, Сыновей Рудры на сверкающих скакунах?
Рождение их — тайна для смертного, Только они сами об этом знают.
Они ослепляют друг друга вспышками.
Орлы сражаются, их крылья шумят.
Но мудрецу известна их тайна:
Они вскормлены выменем Пришти.
Наша раса — раса героев-победителей, Сметающих все на своем пути.
Они идут, ярчайшие из ярчайших, Равные красотой, неравные силой.
Ригведа, VII, 56
1
— Сегодня полнолуние, — сказал он. — Пойдем на палубу, там хорошо.
— Нет, я устала, — ответила она. — Сходи один. Я здесь посижу.
Дункан Рейд взглянул на жену:
— Я-то думал, что это наше путешествие.
Памела вздохнула:
— Как-нибудь потом, милый. Жаль, что моряк из меня никудышный. Да еще эта ужасная погода. Таблетки помогли, больше не тошнит, но я скверно себя чувствую.
Он не отводил взгляда. Да, двенадцать лет назад, когда они поженились, она была хороша. А потом начала полнеть и мучить себя диетами.
— Не расстраивайся. Ты привыкнешь. И помни, что ты все еще чертовски привлекательная женщина!
И в самом деле, прекрасная фигура, голубые глаза, каштановые волосы и правильные черты лица делали ее привлекательной. Но ему все реже и реже удавалось сказать это ей убедительно.
— Похоже, зря я затеял эту поездку, — он почувствовал горечь в своих словах и знал, что она тоже чувствует ее.
— Ты прекрасно знаешь, что я не могу ходить с тобой на яхте, — возразила она. — Или, скажем, на рыбалку… — голова ее склонилась, голос снизился до шепота. — Давай не будем ссориться.
Его взгляд скользнул по стандартному уюту их каюты и остановился на фотографии детей.
— А может, будем? — медленно произнес он. — Ведь ребята нас сейчас не слышат. Самое время поговорить начистоту.
— О чем? — сказала она со страхом. Сейчас на ее стороне были только подчеркнутая опрятность и аккуратность во всем. — Что ты хочешь этим сказать?
Он отступил.
— Я… Мне трудно это выразить… Впрочем, ничего особенного. Мелкие ссоры из-за мелких пустяков, постоянное раздражение, к которому мы привыкли… Или делаем вид, что привыкли… Я-то надеялся… Думал, что у нас тут будет второй медовый месяц…
Говорить все это язык не поворачивался.
Ему хотелось закричать: «Неужели мы попросту стали безразличны друг другу? Но почему? Физиология тут ни при чем, мне только сорок, тебе тридцать девять, у нас впереди еще целый кусок жизни. Но нам все реже хорошо друг с другом. Я постоянно занят, а ты, должно быть, скучаешь, несмотря на свою бурную деятельность; после обеда я читаю в кабинете, а ты тем временем смотришь телевизор, и так до тех пор, пока кто-нибудь из нас не пожелает другому доброй ночи и не отправится в спальню.
Почему ты не хочешь выйти на палубу, Памела? Ведь эта ночь словно создана для любви! Не то чтобы я так уж горю желанием, но ведь это же для тебя, и, если бы ты захотела…»
— Жаль, — еще раз сказала она и погладила его по голове. Хотел бы он знать, сколько искренности в этом жесте. — Просто я устала.
— От меня? — вырвалось у него, прежде чем он успел подумать.
— Нет, нет, нет, никогда, — она подошла к нему и обняла. Он потрепал ее по спине — совершенно автоматически.
— А ведь были и у нас приключения, — сказал он. — Помнишь? После свадьбы, когда мы сидели без гроша?
— Вряд ли можно считать приключениями жизнь в этой каморке, когда приходилось экономить на всем… — она осеклась и отодвинулась от него. — Дай мне пальто, милый.
— Это как — по обязанности? — поинтересовался он и понял, что несет совсем не то и не может найти подходящих слов.
— Я передумала. Мне полезны прогулки, — улыбка ее была ослепительной.
— Здесь душно, и вентилятор так шумит…
— Не стоит. Я все понимаю. Тебе надо отдохнуть, — он подошел к шкафу и поспешно взял свое пальто. — Я недолго — только разомнусь слегка. Это не для тебя, — он старался не смотреть ей в лицо.
Он вышел на основную палубу и принялся ходить взад и вперед, пока и вправду не притомился. Потом поднялся на носовую палубу, но тут же повернул назад, увидев влюбленную парочку. Рейд почувствовал, что мало-помалу успокаивается, и решил закурить.
Ветер, дождь, туман и тяжко бьющие в борта волны весенней северной части Тихого океана, наконец, угомонились. Воздух был холоден и пронизан незнакомыми запахами моря. Веял легкий бриз, небо совсем прояснилось — нечасто приходилось ему видеть столько звезд. Дрожащая дорожка лунного света легла на воду, и поверхность между волнами казалась залитой расплавленным обсидианом. Вода негромко шептала, свистела, плескала, поглощая ритм дизелей и возвращая его легким дрожанием корпуса и палубы.
Рейд закурил, и руке стало тепло от трубки. Море всегда действовало на него успокаивающе. Такое прекрасное и такое чуждое человеку. А может, потому и прекрасное, что чуждое? Вот что хотел он показать Памеле, но не получилось…
Рейд взглянул на луну, висевшую слева от кормы. Ей, поди, безразлично, что уже четверо представителей рода людского оставили на ее поверхности свои следы. Мысль показалась ему ребячьей, он поглядел вперед. Там расстилалась бесконечная водная гладь. А на берегу, дома — бесконечная домашняя война и страх; там Марк и Том (он велит называть себя именно так, ведь ему уже девять лет) и малышка Битси. Быстро пролетит срок родительских забот, и дети уйдут в свой собственный мир. И действительно — для чего еще нужны мужчина и женщина, представители среднего класса и среднего же возраста? Да лишь для того, чтобы выполнить вечный всеобщий закон.
