— Говорят, Бог троицу любит, — сказал он. — Надеюсь, что это верно, поскольку три беды с вами уже стряслись, и, стало быть, больше не предвидится. Слышите, я надеюсь, что это — конец ваших бед. И что эти беды не заразны. Потому что мне и своих неприятностей хватает.
— Джалобин, пора заткнуться, — сказал Нимрод.
Филиппа невесело улыбнулась и обняла Джалобина покрепче, надеясь остановить этот безудержный словесный поток.
— Спасибо, что приехали, мистер Джалобин, — сказала Филиппа.
— Не за что, мисс Филиппа, — ответил он. — Мне все равно было особенно нечего делать. Да и парни из «Сити» играют в этом сезоне из рук вон плохо.
Джалобин болел исключительно за «Манчестер-Сити» — футбольную команду из его родного города.
— Узнаю старину Джалобина, — усмехнулся Джон.
Несколько минут спустя кто-то позвонил в дверь. Джалобин, как и подобает настоящему дворецкому, тут же снял фартук, надел свой форменный китель и плавным торжественным шагом отправился открывать.
— Вас желает видеть дама, — объявил он, вплывая обратно. — Американка, несколько необычного вида. Она утверждает, что ее здесь ждут. Ее зовут мисс Марион Моррисон.
— Проводите даму в библиотеку, — велел Нимрод.
Марион Моррисон и вправду выглядела странновато. Высоченная, толстая старуха с хриплым голосом и серыми глазками-бусинками, которыми она умела смотреть одновременно в разные стороны. Ее короткие, седые с рыжинкой волосы походили на заржавевшую проволочную мочалку. Дама была в красной рубашке, коричневых штанах и кожаном жилете; довершали картину ковбойские ботинки. В одной руке она держала огромный бутерброд с фасолью, а в другой — кружку исходящего паром черного кофе.
— Всем привет! Вы, наверно, Нимрод, — Деловито сказала она, гладя одним глазом на близнецов. — А вы, должно быть, Джон и Филиппа Гонт, — бросила она близнецам, кося другим глазом на Нимрода. — Я о вас много слышала, ребята. Причем хорошего. — Шумно отхлебнув кофе, она добавила: — Устроила себе ужин на скорую руку. Надеюсь, не возражаете. А то я весь день верхом на смерче путешествовала и что-то подустала.
— Как прошел полет? — вежливо поинтересовалась Филиппа.
— Я же здесь, значит, все в порядке, верно? — Марион Моррисон усмехнулась и откусила сразу полбутерброда. — Главное — приземлиться куда надо.
К ужасу чистюли Джалобина, несколько фасолинок из ее бутерброда упали на дорогой ковер, устилавший пол библиотеки. Ковбойские ботинки этой дамы выглядели так, словно она проделала весь путь не на вихре, а пешком или, в крайнем случае, верхом. К тому же возле двери лежала походная скатка и несколько вьюков — словно она только что соскочила с коня и сняла их с седла.
— Дженни Сахерторт говорила, что вы — джинн-медсестра, — сказал Нимрод.
— Да, пожалуй, для джинн я просто медсестра или сиделка, — ответила странная особа. — Но для людей я — нечто большее. Я — доктор, врачеватель, целительница. Как только не называют меня мундусяне… — Она шумно допила кофе и выплеснула гущу в камин. — Итак, где мой пациент? Если у него синдром Мафусаила, на счету каждая минута. Так что не будем терять времени.
Нимрод и близнецы повели экстравагантную сиделку наверх, в спальню мистера Гонта. По дороге она доела свой огромный бутерброд и, входя в комнату, подняла руки, как хирург перед операцией. Искрясь и потрескивая, они на мгновение вспыхнули тонким синим пламенем. Марион потратила немного джинн-силы и разом уничтожила всю грязь и бактерии, скопившиеся на руках. Пламя даже опалило манжеты ее красной рубашки.
Джон был поражен — ведь он никогда прежде не присутствовал при подобном джинн-очищении.
— В чем дело, сынок? — спросила Марион. — Разве ты не видел, как джинн моют руки?
— Э-э… видел… но не с помощью джинн-силы, — ответил Джон.
— Ну, это куда надежнее и быстрее, чем мылом и водой, — сказала она. — И приятнее. Терпеть не могу воду на коже. По мне, так джинн вообще не стоит приближаться к воде на пушечный выстрел. Это неестественно. — Опустив огромный зад прямо на кровать мистера Гонта, она посмотрела на старика мягко и пристально. — Ну, привет, старая калоша!
Близоруко щурясь, мистер Гонт смотрел в пространство — мимо новой сиделки.
— Кто здесь? Говорите же! Не слышу!
Силясь расслышать ответ, он приложил ладонь к невероятно волосатому, огромному, как у слона, уху.
— Он теперь неважно слышит, — поспешила объяснить Филиппа.
— Гммм… Видит ваш старикан тоже не ахти…
— Он не старикан, — твердо сказал Джон. — Вы уж извините, миссис Моррисон, но ему только пятьдесят лет. Для человека он, конечно, не молод. Но он не старик. Он на самом деле намного моложе, чем выглядит. И характер у него совсем не такой капризный, как кажется сейчас. Короче, он отличный отец.
Глядя одним глазом на пациента, джинн-медсестра перевела другой глаз на Джона и одобрительно улыбнулась.
— Хорошо, что ты так говоришь. Ты хороший сын. Твоему отцу повезло. Ведь любому взрослому человеку, даже вполне здоровому, нужны понимание и поддержка. Думаю, на полное восстановление уйдет два-три месяца. Но от самых тяжелых симптомов старости мы, конечно, избавимся намного раньше. Кстати, я никакая не миссис, и Марион меня тоже не зовите. Лучше просто М. Или Док.
— Ничего не понимаю! Говорите громче! — потребовал мистер Гонт.
— Теперь расскажите мне о заклятии, которое на него наложено, — сказала она.
Нимрод объяснил, когда и почему было наложено заклятие Мафусаила, и добавил, что присутствие близнецов могло замедлить процесс старения или вовсе не дать ему развиваться, но — увы — их рядом не оказалось. Выслушав Нимрода, Док приложила один палец к уху мистера Гонта, а другой — к его ноздре, чтобы измерить температуру. Взгляд ее тем временем остановился на горшке с карликовым деревцем бонсай, стоявшем на комоде в дальнем конце спальни. Это был японский клен высотой сантиметров семьдесят.
— У вас там настоящий бонсай, с Дальнего Востока? Или барахло из каталога «Товары — почтой»?
— Бонсай самый настоящий, — ответила Филиппа. — Папа подарил его маме на день рождения. Он купил его в Гонконге.
Марион встала и подошла поближе к деревцу.
— Его не пересаживали? Земля точно из Китая?
— Думаю, да, — сказала Филиппа. — Вы любите бонсайчики?
— Нет, — отрезала сиделка. — Терпеть не могу.
Марион взяла щепотку земли из горшка, понюхала ее, взяла в рот, пожевала, выплюнула и удовлетворенно кивнула. Затем решительным движением выдрала бонсай из горшка и отшвырнула в угол спальни.
— Эй, зачем? — возмутилась Филиппа. — Это деревце стоит двадцать тысяч долларов.
— Все-таки умственные способности моих пациентов не сильно зависят от размера кошельков, — констатировала сиделка. — Ладно, сейчас все поймешь.
