— Я так на тебя сердилась… Прости меня! — воскликнула Фаустина.
— И ты меня прости, — сказала Дженни Сахерторт. — Я тоже виновата.
— Ты не виновата! В том, что случилось с Дыббаксом, твоей вины нет. Теперь я это знаю. Ты ни в чем не виновата. Прости за все, что я тебе наговорила. И мне очень стыдно, что я тогда устроила с британским премьер-министром.
— Давай поговорим об этом позже.
— Но как ты узнала, что я здесь? — спросила Фаустина.
— Ну конечно от Нимрода, — ответила доктор Сахерторт. — Он позвонил мне тут же, как только узнал, что твой дух обнаружен. Сначала я боялась, что эта затея сорвется, и до последней минуты не решалась сюда ехать. Ну, вдруг тебе бы не удалось вернуться в свое тело? Но в какой-то момент я поняла, что в любом случае обязана быть радом с тобой.
— Затея и вправду чуть не сорвалась, — смеясь, сказала Фаустина. — Когда я вернулась в тело, на меня какой-то ступор напал. Ни рукой ни ногой двинуть не могла. Я все слышала, все видела, но была совершенно парализована. Если б не пчелы, ты бы меня такой и застала.
— Пчелы?
Уже в лифте Фаустина с Филиппой рассказали доктору Сахерторт о синьоре Медичи и его пчелотерапии.
— Вот уж не думала, что когда-нибудь буду счастлива оттого, что мою дочь покусала пчела! — воскликнула Дженни.
— Вот и я совершенно не возражала! — Фаустина громко засмеялась и снова обняла мать.
Наверху, в номере, Нимрод уже пил шампанское — в честь возвращения Фаустины к нормальной джинн-жизни. Джалобин читал газету и потягивал чай. Финлей-Джон смотрел телевизор. Мальчики приветствовали Фаустину сдержанно, даже прохладно, потому что каждый пробовал притвориться, что нисколько в нее не влюблен, и у обоих, естественно, ничего не получалось. Разве можно скрыть что-нибудь от того, с кем на пару обитаешь в одном теле? Фаустина, понятное дело, тоже все это отлично понимала.
Нимрод встал и нежно обнял Дженни Сахерторт.
— Ну что? У тебя снова есть дочь? — спросил он.
— Просто чудо! — воскликнула мать Фаустины.
— Красавица, я уж думал, ты костей не соберешь, — сказал Джалобин. — Ну ты и летела! Как с десятиметровой вышки! И вода в этом их канале жуть какая грязная. Говорят, туда сливают помои и канализацию со всей Венеции. Именно поэтому тут такая вонь. На твоем месте я бы тут же сделал промывание желудка. А то еще заведется какая-нибудь живность в животе, вроде глистов. Кстати, тебе повезло, что ты забралась именно на этот парапет и спрыгнула в эту сторону. Хоть в воду приземлилась. То есть приводнилась. С другой-то стороны тут улица. И чего такую суматоху подняла? Подумаешь, пчелки покусали.
— Главное, что она цела и невредима, — сказал Нимрод.
— Какое несчастье с господином Ракшасом, — сочувственно обратилась к Нимроду доктор Сахерторт. — Неужели нет никакой надежды?
— Пока об этом рано судить, — ответил Нимрод. — Сначала надо побольше узнать о существе, которое его поглотило в мире духов.
— Значит, вы возвращаетесь в Нью-Йорк?
— На самом деле нет, — ответил Нимрод. — Полагаю, нам придется задержаться на некоторое время в Венеции. Провести небольшое расследование.
— Вот здорово! — воскликнул Финлей. — Мне нравится в Венеции. Тут прикольно.
— Прикольно? — пробормотал Джалобин и брезгливо сморщил нос. Потом он извлек из кармана флакончик с лосьоном и щедро брызнул себе за уши.
— А ты, Фаустина? — спросил Финлей. — Ты тоже останешься с нами в Венеции?
— Боюсь, что нет, — ответила Фаустина. — У меня же планы, о которых все вы отлично знаете.
— Ах да, — сказал Финлей. — Вавилон. Я и забыл.
— Обязательно приезжайте в гости, когда я стану Синей джинн, — пригласила Фаустина. — Я буду рада видеть вас в моей официальной резиденции в Берлине.
— Вас? — не понял Финлей. — Кого — вас?
— Вас обоих.
— Разве это разрешается? — спросил Джон. — Я думал, лица мужского пола к Синей джинн не допускаются.
— Парням нельзя только в Вавилон, Джон, — объяснила Фаустина. — Кроме того, когда я стану главной в джинн-мире, я обязательно введу некоторые изменения в законы. Айша правила так долго, что джинн позабыли все, что было до нее. Понимаете, многое из наших представлений о Синей джинн связано именно с Айшой. Но так не должно быть. Одно дело — встать над добром и злом и судить их по совести. И совсем другое дело — жить, словно их не существует.
Я провела на эту тему весьма внушительное исследование.
— А я сама побывала в Вавилоне, — сказала Филиппа. В какой-то момент Айша хотела сделать из меня Синюю джинн. Я хорошо помню, как действуют на организм воздух и вода Иравотума. Я едва узнала Джона, когда он приехал меня спасать.
— Это точно, — подтвердил Джон. — Моя сестрица надышалась там всякой гадости и была вреднючая.
— Я знаю, как остаться самой собой. На меня это не подействует, — уверенно произнесла Фаустина.
— Очень интересно. — Нимрод и доктор Сахерторт удивленно переглянулись.
— Я много чего выяснила, пока жила двенадцать лет без тела. Я потратила целых два года на изучение Багдадских законов. Я проштудировала не «Краткий курс», не ККБЗ, который составил господин Ракшас, а полную оригинальную версию. Все двести томов. Если бы Айша удосужилась их прочитать, она бы выяснила, что там подробно говорится о тридцати днях, которые джинн женского пола должна провести в Иравотуме, чтобы физически превратиться в Синюю джинн Вавилона. Но там ничего не сказано о том, что дух ее тоже должен все это время пребывать вместе с телом. Это же очевидно! Странно, что никто не додумался до этого прежде.
— Ты хочешь отделить дух от тела на время превращения в Синюю джинн? — Нимрод опешил. — Ты предполагаешь, что моя мать могла стать Синей джинн и не утратить при этом любви ко мне и к моей сестре Лейле?
— Я не предполагаю, — сказала Фаустина. — Я это точно знаю. Добравшись до Вавилона, я оставлю там свое тело на тридцать дней, а сама тут же куда-нибудь отправлюсь. Например, на гору Олимп. Говорят, это хорошее место для духов и призраков.
— Значит, ты уверена, что превращения затронут только тело? А дух останется неизменным? — уточнил Нимрод.
— Именно. Я могу стать Синей джинн и остаться при этом самой собой. Правда, здорово?
— А как же ты обретешь способность беспристрастно судить джинн? Как сохранить равновесие между добром и злом? — спросил Нимрод.
— Судьи же справляются, — ответила Фаустина. — Они выносят жестокие приговоры, следуя букве закона, но сами при этом не жестокосердны. Люди практикуют это уже много веков.
— То есть и волки сыты, и овцы целы! — радостно заключил Нимрод.
— Да! Правда, замечательно? — Фаустина улыбнулась Филиппе, а затем и Финлею с Джоном в одном лице. — Поэтому я и приглашаю всех ко мне в гости в Берлин.
