Мистер Скокк взглянул на нее. Он был уверен: произошло что-то нехорошее и надо бы все узнать, но почему-то он решил этого не делать.
— Смотри, — сказал он, глядя в газету, принесенную Огастой, — доктор Уолси прислал свою копию «Обсервер». За завтраком почитаем статью о нас.
Повариха принесла блюдо с яичницей, свежий хлеб и масло и сказала, что мисс Огаста почувствовала недомогание и просит прощения, что не выйдет к завтраку, хотя очень хотела бы присоединиться к гостям.
— Бедняжка, — невинно сказала Кэйт. — Пожалуйста, передайте ей: я от всего сердца надеюсь, что вскоре она будет чувствовать себя лучше.
Поскольку преподобный Остин уже давно ушел по делам прихода, мистер Скокк и Кэйт оказались в столовой в одиночестве. Кэйт клевала свою еду, а мистер Скокк положил себе всего по второй порции.
— В восемнадцатом веке они точно умеют готовить яйца! Ну, Кэйт, возьми себе, пока я все не съел.
— Нет, спасибо.
— Что-то неладно?
— Нет…
— Я знаю, ты стремишься уехать отсюда, — настаивал мистер Скокк, — моей ноге стало значительно лучше, возможно, именно сегодня мы и решим, как поступать дальше. Как думаешь?
Кэйт кивнула. Она не могла говорить, потому что едва сдерживала слезы. Ей и хотелось поделиться своими страхами, но что-то ей мешало, она не желала, чтобы кто-то об этом узнал. Раньше, когда она растворялась, ей было плохо, но теперь было еще хуже. Тогда она по крайней мере могла себя немного контролировать. А теперь все было действительно жутко. Словно она, одна-одинешенька, находится совсем в другом мире. А ведь так было не только сегодня. Пару дней назад с ней произошло то же самое, она и тогда понеслась вперед, но сумела остановиться. А вдруг это будет постоянно?
Мистер Скокк вздохнул, встал и, отодвинув в сторону столовый прибор Огасты, положил газету на полированный деревянный стол. Он решил переменить тему разговора:
— Не понимаю, почему чтение заголовков в газете восемнадцатого века должно больше волновать, чем то, что в овсяных лепешках можно обнаружить настоящих долгоносиков восемнадцатого века, но это… Да меня просто пробирает дрожь от того, что я держу в руках «Обзервер»… Держу и думаю о том, что я все еще покупаю ту же газету каждое воскресенье…
Кэйт заставила себя отключиться от своих переживаний, как сказала бы ее мама.
— И что там пишут? — спросила она, искоса поглядывая на газету. — Печать такая, что трудно читать.
— Как раз о… Все новости о Франции! Как странно… Тут рассказ о том, что аристократов, которые бежали из Парижа, съели волки!
— Уух… Я не знала, что во Франции есть волки… Надеюсь, в Англии волки уже не водятся… — И, услышав прерывистое дыхание мистера Скокка, с тревогой спросила: — Что там такое?
Мистер Скокк не ответил, он стал лихорадочно листать страницы вперед и назад, проглядывая все статьи, а затем, вернувшись снова на первую страницу, наклонил голову и закрыл лицо руками.
— Газета полна рассказами о Французской революции, — проговорил он сквозь пальцы. — Сейчас не 1763 год!
Кэйт вскочила, схватила газету и прочитала на первой странице: понедельник, 3 сентября, 1792 года. Она застонала, как от боли.
— Это моя вина! Надо было проверить набор цифр прежде, чем выбивать из-под нее кирпич!
— Что ты имеешь в виду?
— Цифры — там должно было быть написано: «шесть точка семь семь». Я идиотка!
— Значит, набор цифр означает, насколько далеко во времени мы движемся?
— Так считают папа и доктор Пирретти — у них не было времени, чтобы это доказать… Ох, я все перепутала! Я так виновата!
Мистер Скокк положил руку на руку Кэйт. Они молчали, потрясенные ужасным открытием.
— Что же нам делать? — наконец спросила Кэйт.
— Ну и куда машина отправит нас, если мы ее включим? Домой?
— Думаю, да. Надеюсь, что так. Ведь уже дважды это получалось.
— Тогда давай так и сделаем. Ненавижу себя за эти слова, но нам не обойтись без помощи твоего папы… Не вижу другого выхода. Надо рискнуть и совершить еще одно путешествие сквозь время.
Через четверть часа Кэйт с рюкзаком за плечами была в сарае.
— Готова? — спросил мистер Скокк, прежде чем вытащить бревно, подложенное под машину.
— Может, попрощаться с Огастой?
— Нет, — усмехнулся мистер Скокк, — можешь послать ей открытку с благодарностью, когда окажешься дома!
Рука об руку они встали к машине и приложили к ней свободные руки. Мистер Скокк ногой выпихнул бревно. Ничего не произошло. Подумав об одном и том же, они начали поворачивать машину на соломе, чтобы та стояла ровно. Лица обоих помрачнели. С машиной ничего не происходило. Они еще раз попытались подвигать ее, но оба уже понимали… Мистер Скокк в ярости стукнул машину, о чем тут же пожалел.
Кэйт испуганно крикнула:
— Не надо!
— Что ж, так-то вот! — горько воскликнул мистер Скокк. — Мы сели на мель и ничего не можем с этим поделать.
Кэйт просто онемела. Сначала этот полет по саду на бешеной скорости, потом открытие, что они попали в 1792 год, и теперь это! Они заблудились в другом веке и на этот раз — навсегда! Она не могла с этим смириться. И тут, как удар молнии, ее пронзила мысль:
— Но ведь Питер все еще может быть здесь, а? И все эти годы он ждет, что его спасут…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Обман во благо
У короля Георга и королевы Шарлоты на большом участке земли около реки, в Кью, вдали от пышности и церемонности дворцовой жизни, была их личная резиденция. Семья стала такой большой, что все пятнадцать принцев и принцесс и их слуги перебрались из Уайт-Хауза в красивый дом с округлыми белыми фронтонами напротив, в Датч-Хауз, который был построен из особого красного кирпича.
В получасе ходьбы от красно-белых домов, смотревших друг на друга, в другом конце сада, за деревьями и кустами, собранными со всех четырех сторон света, позади пагоды в китайском стиле в сто шестьдесят футов высотой, находился симпатичный коттедж с соломенной крышей. Он был подарен королеве Шарлоте, и она использовала его как летний дом. Коттедж стоял в тихом месте, среди деревьев, тишину нарушало лишь птичье пение. Именно здесь королева Шарлота часто устраивала пикники, наслаждаясь напитками, охлажденными привезенным с озера зимой льдом, который много месяцев хранился под соломой в вырытом в земле погребе.
Множество раз за прошедшие годы королева Шарлота приглашала Питера Скокка в коттедж, но сегодня он приехал сюда по своей собственной просьбе. Дверь открыла виконтесса Креморн, близкая подруга и фрейлина королевы. Стройная виконтесса была в черном платье, из-под белого кружевного чепчика чуть выбивались белые завитки. На лице доброжелательная улыбка. Питер низко поклонился.
