— Нет, нет! — быстро воскликнул он. — Естественно! Господин прислал экипаж!
Экипаж! Знатно!
— Кто это? — спросила мама.
— Господин не назвал никакого имени.
— По-твоему, это уже Мессир Аврелиус? — шепнула я матери.
— Будем надеяться!
То был красивый экипаж, запряженный двумя чалыми лошадьми, немного напоминавшими Шелковую. Кучер учтиво подал маме руку и помог ей подняться в экипаж, а затем помог и мне.
— Служишь у Мессира Аврелиуса? — спросила я.
— Я — кучер наемный, — ответил он. — Кто платит мне, тому я и служу.
Он вежливо отвесил легкий поклон маме, затворил дверцу экипажа и взобрался на облучок. Экипаж рванулся и покатил.
— Мне бы спросить у него, куда мы едем, — сказала я.
— Не знаю, кто вообще заинтересовался нами и не пожалел денег на экипаж, — произнесла мама. — Верно, этому человеку надо избавиться от угрызений нечистой совести.
Но когда экипаж остановился, это было не у дома на Серебряной улице. Кучер открыл нам дверцу, но я не узнавала окрестности.
— Где мы? — беспокойно спросил я.
— Это постоялый двор «Золотой Лебедь», — ответил он. — Желает ли мадмуазель пройти? Мессир заказал обед для своих гостей.
Постоялый двор! Это немного успокоило меня. Мессир Аврелиус, вероятно, не осмелился встретиться с нами в доме на Серебряной улице, где блеклый взгляд Маркуса следил за всем происходящим.
Мы пошли за кучером в красивое, выкрашенное в красный цвет строение. Там повсюду висели лампы, а служители в синих жилетах и белых рубашках в сумерках зажигали лампы. Полы были темного дерева, почти черного, и такие блестящие, что можно смотреться в них, как в зеркало. Некоторые состоятельные граждане Сагислока уже сидели за накрытыми белыми скатертями столами и наслаждались чем-то, что походило на изысканный обед с птицей, салатами, виноградом и вином.
— Гости Мессира! — оповестил кучер одного из тех, что в синих жилетах.
— О да! — ответил синежилетный. — Пожалуйте сюда, мадам, мадмуазель! Мессир полагал, что приятней всего вкушать обед в оранжерее, поскольку вечер-то теплый.
Он вывел нас на противоположную сторону дома и на мощенный камнем двор, где яблоневые, грушевые и персиковые деревья стояли ровными рядами, словно колонны в церкви. Мягкий свет лился из оранжереи в самом отдаленном конце, сияя над каменными плитами и деревьями.
Зрелище было сказочным. Стеклянный дом! Будто маленький хрустальный дворец. Сколько стекол! Даже крыша почти вся из стекла. Я ужасно боялась крикнуть или чихнуть или сделать какие-нибудь неосторожные движения. Что если все разлетится вдребезги?
Высокие двери стеклянного дома, выходившие в яблоневый сад, были распахнуты, а среди лимонных деревьев, финиковых пальм и виноградных лоз стоял накрытый стол. Серебряный шандал со множеством свечей разливал море света, а молоденькая девушка в накрахмаленном белом фартуке уже готовилась подавать первое блюдо.
— Извольте садиться! — пригласил служитель в синем жилете и придвинул стул матери, а потом мне. Никто со мной прежде не обходился так услужливо, на самом деле, никто и никогда…
Я восседала на белом стуле с синим бархатным сиденьем. Передо мной на тарелке лежал рыбный рулет, тонувший в маленьком озерце оранжевого соуса. Сверху он был украшен тонкими полосками тертой апельсиновой корочки…
А я не могла не думать о Мелли и Розе, которые как раз в этот миг ели на ужин ячменную кашу или вареную чечевицу с салом, если им повезло.
Служитель и девица ушли. Третий стул по-прежнему пустовал. Где же Мессир Аврелиус?
— Роскошные обеды и серебряные канделябры, — пробормотала матушка, глядя на рыбу. — Все это очень хорошо. Но я бы предпочла получить деньги, откупиться от этого Заведения и поглядеть, что можно сделать для Давина и Нико.
— Ты слишком низко летаешь, Мелуссина! — произнес чей-то голос. — Ты наверняка могла бы получить и то и другое.
Мама вскочила, да так резко, что стул опрокинулся.
— Ты! — прошептала она. — Мне бы следовало догадаться!
Сецуан вышел из теней яблоневого сада, да так неслышно, что казалось, будто он скользил, а не шел.
— Не хочешь ли присесть? — спросил он. — Я могу помочь тебе, Мелуссина, ты ведь знаешь, что это в моих силах.
— А что взамен? — горько спросила мать. — Ты ведь ничего не делаешь даром. И этому есть цена.
Сецуан замешкался.
— Все же садись! — вкрадчиво пригласил он. — Когда ты ела в последний раз? У тебя наверняка целый день маковой росинки во рту не было. Обещаю: обед — дар, которым вы можете насладиться безвозмездно.
Свет блестел на его короткой алой шелковой куртке и на серьге в виде змейки. Мать не спускала с него глаз, и даже если он не встречался с ней взглядом, было ясно видно, что он ее не боится.
— А теперь садись, — повторил он, протянув руку к тарелкам с рыбой.
Мне уже нисколечко не хотелось есть. И я не поверила собственным глазам, когда мать медленно кивнула.
— Хорошо! — сказала она. — Давайте, по крайней мере, вместе поедим. И поговорим о том, что мы можем сделать друг для друга.
Она расправила складки своего одолженного зеленого платья и подождала, покуда Сецуан не поднял упавший стул и не поставил его на место.
— Вина? — спросил он.
Она кивнула:
— Да, спасибо!
Он вытащил хрустальную пробку из кувшина и налил золотистое вино в один из грех стаканов перед маминой тарелкой. Наливая вино, он стоял за ее стулом, как это делают прислужники. Я невольно заметила, какие у него красивые руки, с длинными прямыми, гибкими пальцами. Руки человека, играющего на флейте.
— Дина?
Он протянул мне кувшин.
— Немного, — сказала матушка. — Выпьешь с водой, Дина!
Я послушно налила в вино воду. Мои руки чуть-чуть дрожали. Я не понимала, почему мы здесь сидим и притворяемся, будто мы все трое добрые друзья. Неужто он внезапно стал другим и подобрел? Неужто мы ошиблись, убегая от этого человека сломя голову?
Мама стала есть рыбу, словно все так и полагалось. «Я могу помочь тебе», — сказал он. Не потому ли мы по-прежнему сидим здесь? Из-за того, что матушка надеется так или иначе купить его помощь? Но что случилось, чем мы владеем, что могло бы заинтересовать его? Его, у кого хватает денег жить и кормиться на дорогущем постоялом дворе?
— Я был в зале Суда, когда Давину и юному княжескому сыну вынесли приговор, — сказал Сецуан, взяв кусочек рыбы. — Суд был весьма скорым.
— Княжескому сыну? — переспросила, приподняв бровь, матушка.
— О да! Я прекрасно знаю, кто в самом деле «двоюродный брат» — кузен Нико.
