Иккинг стояла на лыжах чуть лучше Рыбьенога, но в любом спорте важно не только мастерство, но и ЖЕЛАНИЕ, А желания у Иккинга не было ни малейшего. На самом деле ему очень нравились Полупятнистые Снегоступики, красивые птички небесно-синего цвета. Иккинг часто наблюдал за ними из окна. Они строили себе снежные гнезда, похожие на маленькие иглу.
Так что через полчаса Иккинг и Рыбьеног так и не подстрелили ни одной птички, хотя Полупятнистые Снегоступики сновали и прыгали вокруг, точно блохи на драконьей спине.
— Черт, черт, ЧЕРТ! — в сердцах вскричал Иккинг, в очередной раз промахнувшись.
Вся эта суета сильно забавляла Одноглаза.
— Интересные вы человечишки, — протянул он. — Никогда не встречал викингов вроде вас. Маленькие, задохленькие... На лыжах стоять не умеете. И охотиться не умеете. И даже орать вам не под силу.
— ДА отстань ты, — сердито огрызнулся Иккинг.
Тут Рыбьеног свалился в пятьдесят четвертый раз. Он с головы до ног вывалялся в снегу, промок до нитки и продрог до костей, и это отнюдь не улучшило его меткости. Вдобавок ко всему он, кажется, сильно простыл.
— НИЧЕГО у меня не выйдет! — стенал он. — НИЧЕГО! А-а-ап-чхи! Сопляк с Песьедухом небось уже перебили всю птичью популяцию архипелага, а мы не можем раздобыть ни одного жалкого Снегоступика! Ну почему эти гадкие птицы не могут постоять смирно хоть ДОЛЮ СЕКУНДЫ?
Иккинг помогал Рыбьеногу подняться в шестьдесят восьмой раз, как вдруг ему почудился раскатистый человеческий смех. Он доносился откуда-то издалека, снизу, из-за высокого сугроба, Облокотив Рыбьенога на палки и предупредив Беззубика, чтобы сидел тихо, Иккинг осторожно выглянул.
Там, в сотне метров ниже по склону, ему открылось зрелище, от которого у Иккинга по спине пробежал нехороший холодок.
Саблезубый Одноглаз выглянул из-за левого плеча Иккинга и мрачно заворчал. Шипы на его мускулистой спине встали дыбом, единственный глаз прищурился. Хвост с шипастым кончиком грозно задергался из стороны в сторону.
— Эти человечишшшки, — прошипел он, — эти человечишшшки хуже всех оссстальных...
— Что там такое? — поинтересовался Рыбьеног, утирая нос рукавом и держась за задницу, ноющую после частых падений.
— Истерики... — прошептал Иккинг. — Сникни...
Истериков было шестеро. Одетые в черное, они сидели на заснеженном склоне. Перед ними на земле лежали пять убитых оленей, на белом снегу ярко алела кровь. Истерики, похоже, присели позавтракать перед долгим возвращением в родную Деревню на другом берегу Пролива Торова Гнева. Они разложили небольшой костерок и руками запихивали в рот большие куски оленины. Лыжи, луки и стрелы были воткнуты в снег у них за спиной.
— Слава Тору, они нас не заметили, — прошептал Иккинг Рыбьеногу. — Пошли, тихонько вернемся тем же путем, каким пришли...
Этот план удался бы на славу.
Да вот только на Рыбьенога вдруг что-то нашло.
Он и до этого выглядел неважно: глаза слезились, из носа текло: его била лихорадка. А тут, увидев Истериков, он вдруг порозовел, затем побагровел. Рыбьеног недовольно зафыркал:
— Сборище безмозглых идиотов!
— Да. да, — шепотом согласился с приятелем Иккинг. — Пошли-ка отсюда...
— Убийцы! Только и способны, что приканчивать несчастных оленей средь бела дня! Вонючие бессовестные негодяи!
— Верно, — согласился Иккинг. — Но пора смываться, пока они не прикончили нас...
Но не успел Иккинг остановить Рыбьенога, как тот, пошатываясь, поднялся на ноги. взмахнул мечом и с криком «ГАДЫ-Ы-Ы!» ринулся вниз.
У Истериков оленина встала поперек горла. Они с интересом посмотрели на нежданного гостя.
Иккинг онемел от удивления гораздо сильнее, чем они. Рыбьеног, вспахивая лыжами снег, неуправляемо мчался по склону. Лыжные палки вертелись в воздухе, как бешеные, стрелы торчали из колчана, точно иглы дикобраза. Рыбьеног с каждой секундой набирал скорость и при этом орал во всё горло:
— АХ ВЫ, ЖАЛКИЕ КАРАКАТИЦЫ! ДОХЛЫЕ ТРУСЛИВЫЕ МУХОМОРЫ! ДА Я ВАС ОДНОЙ ЛЕВОЙ В ПОРОШОК ИЗОТРУ! БЕРИТЕСЬ ЗА ОРУЖИЕ И СРАЖАЙТЕСЬ, КАК ПОДОБАЕТ МУЖЧИНАМ, ВЫ, ХЛИПКОЕ СБОРИЩЕ СЛЮНЯВЫХ ГОЛОВАСТИКОВ!
3. ОХОТНИКИ СТАНОВЯТСЯ ДИЧЬЮ
Иккинг словно завороженный смотрел, как его друг очертя голову несется вниз по склону.
— СКЛИЗКИЕ КАРИОЗНЫЕ СЕЛЕДКИ! — ошалело вопил Рыбьеног. — НИЧТОЖНЫЕ ШМАТКИ ПЛАНКТОНА! ДА ВЫ ПУСКАЕТЕ ПУЗЫРИ, КАК МЛАДЕНЦЫ, ПРИ ОДНОЙ ТОЛЬКО МЫСЛИ О ТОМ, ЧТОБЫ СРАЗИТЬСЯ С НАСТОЯЩИМ ВИКИНГОМ!
Саблезубый Ездовой Дракон Одноглаз смотрел на манипуляции Рыбьенога с неким странным чувством, отдаленно напоминающим почтение.
— Знаешь, я недооценивал твоего друга, — уважительно буркнул он. — Я его считал жалким хлюпиком, но, должен признать, малый он храбрый. Самоубийца, конечно, но все-таки — храбрец, ой, храбрец...
Истерики до того удивились, обнаружив, что на них словно с луны свалился одинокий шальной недомерок из другого племени, что на миг застыли, разинув рот, и куски оленины замерли на полпути к их могучим челюстям.
Рыбьеног подкатил к Истерикам, грозно воздел меч, но (разумеется) промахнулся, проскочил на лыжах через походный костер и, набирая скорость, помчался дальше. На миг его меховая одежда вспыхнула, но ветер тотчас же задул пламя.
Истерики постояли еще секунду, изумленно глядя, как маленькая крикливая фигурка пересчитывает кочки на склоне горы, потом переглянулись, и на их лицах явно пропиталось неудержимое желание УБИВАТЬ. Они деловито пристегнули лыжи, закинули луки за могучие волосатые плечи и ринулись в погоню.
— Ох, клянусь ягодицам и лучезарного Бальдура, — запаниковал Иккинг и поехал за Рыбьеногом. — Они же его прикончат! Что мне делать?
— Делать? — переспросил Одноглаз, длинными прыжками мчась одесную. — Ничего ты не можешь поделать. Твой приятель - все равно, что покойник... Мы, Саблезубы, называем таких ходячими трупами... или, в данном случае, трупами на лыжах. Ничего ты не можешь поделать, а если будешь и дальше ехать в том же направлении, тоже сыграешь в ящик...
