Мысли и размеренный ритм шагов нарушило приближение новых сигнатур.
Вадим остановился, напряженно прислушиваясь к навалившимся вдруг ощущениям.
Близилась ночь.
Вот уже несколько минут кучевые облака роняли мелкую морось кислотного дождя. Металлические поверхности древних машин, выступающие из-под почвы, постепенно окутывались ядовитыми испарениями. Там, где частички агрессивных осадков попадали на пятна ржавчины, процесс протекал особенно быстро.
Желтоватый туман в полном безветрии поднимался замысловатыми завитками, скапливался в ложбинах, лениво тек вдоль пологих склонов возвышенностей.
Метаболические импланты, сдавленно пискнув, переключили автомат фильтрующей дыхательной маски на максимальную степень очистки вдыхаемого воздуха.
Рощин, присматриваясь к появившимся на склоне противоположного холма сигнатурам, испытывал в этот момент сложные и далеко не позитивные чувства.
Несколько дней назад, отдавая все жизненные и моральные силы в боях за Алексию, он твердо знал, почему и зачем рискует. Что же произошло теперь? Где дала трещину и начала подламываться психика? Одиночество? Неопределенность будущего? Но мнемоник чаще всего одинок даже в толпе людей, да и жизнь никогда не баловала его стабильной предсказуемостью событий.
Всматриваясь в размытые пятна неожиданно появившихся энергоматриц, Рощин внезапно поймал себя на том, что рассудок погружается в некое ирреальное пространство. Сумма ощущений, полученных за последние часы, внезапно начала трансформацию, формируя из отдельных ярких впечатлений нечто глобальное: в туманном кружеве ядовитых испарений зарождались все новые и новые сигнатуры, они постепенно окружали его, – неподвластные рассудку мнемоника кибернетические демоны, исчадия технологий многомиллионолетней давности, пережившие не только своих создателей, но и поколения подобных себе машин, ставшие чем-то другим…
Исполинское технокладбище как будто оживало на глазах, словно ночь для его обитателей являлась временем активных действий.
Большинство энергоматриц, зафиксированных сканерами имплантов, не приближались, они двигались неподалеку, то исчезая из вида, то появляясь вновь.
Им нет до меня никакого дела…
Попытка вернуть самоконтроль не удалась. Не всякий человек в силах сохранять хладнокровие, когда вокруг в тумане ядовитых испарений все ближе и ближе скользят неопознанные сигнатуры, похожие на призраков, но грозящие вот-вот материализоваться, продавившись сквозь желтоватое марево конкретными формами одичавших механоформ.
Срыв наступил внезапно.
Рассудок не выдержал. Мозаика отдельных впечатлений окончательно сложилась в мрачную, подавляющую психику картину техногенного ада, мнемонические способности внезапно стали не подспорьем, а неким проклятием.
Обычный человек не увидел бы и тысячной доли проявлений внезапно пробудившейся кибернетической жизни, но Рощин воспринимал реальность в полном объеме: несмотря на ухудшающуюся видимость, микросканеры имплантов различали все больше энергоматриц, – невидимое из-за облачности солнце уже скрылось за горизонтом и большинство обитателей Ржавой Равнины покинуло дневные убежища, выходя на ночную охоту.
Взбунтовавшееся воображение, возможно, может и преувеличивало опасность, но не намного.
Появившиеся поблизости механизмы заинтересовались человеком. Скорее всего объектом их внимания стали энергоблоки аварийных подсистем, закрепленные в специальных подсумках на поясе Вадима.
Обычно их излучение блокировалось материалом бронескафандра, но сейчас вожделенные «огоньки» фиксировались сканерами механоформ, провоцируя их на активные действия.
Логика кибернетических обитателей технокладбища была довольно проста. Они никогда не встречали человека, тепло его тела блокировалось тканью экипировки, в общем, сигнатура не идентифицировалась, механоформы «видели» лишь искорки энергоблоков, не более.
Они попросту разорвут меня, а потом затеют драку над изуродованным телом, выясняя кому достанутся накопители энергии.
Мысль, резанувшая по нервам, окончательно расслоила сознание.
Здесь следует заметить, что термин «боевой мнемоник« несет в себе противоречие. Изначально существовало две категории избыточно имплантированных людей, которые делились на два непримиримых лагеря – кибрайкеров и мнемоников. Пока явление избыточной имплантации еще не вышло за границы корпоративных секторов Окраины, было принято считать, что охотники за информацией и ее защитники – стопроцентные антиподы. Но на самом деле их готовили в одних и тех же корпоративных школах, имплантировали одинаковым способом и даже модули кибернетических расширителей рассудка для мнемоников и кибрайкеров изготавливались на одних и тех же производствах, различаясь лишь в небольшой части узких специализаций.
Основное противоречие заключалось вовсе не в количестве и технической оснастке избыточных имплантов, а в психологии личности.
Кибрайкерами становились люди импульсивные, склонные к принятию мгновенных решений атакующего характера, не тяготеющие к устойчивым общественным связям, мнемоники же являлись их полными антиподами, они ценили стабильность, существенным для них было понятие коллектива, а главным психологическим щитом – осознание общественной необходимости, законности совершаемых действий.
Одни похищали информацию, взламывали сети, переподчиняли себе кибернетические системы, другие противодействовали им, но наступил момент, когда корпорациям потребовался уникум, сочетающий в себе все передовые наработки запрещенных технологий избыточной имплантации.
Именно тогда на Окраине возник термин «боевой мнемоник». Подготовкой новых специалистов занималось всего несколько человек, их методы отличались циничной жестокостью, отсев в процессе обучения достигал девяноста процентов, но бесчеловечный эксперимент все же увенчался успехом.
После разгрома сети подпольных корпоративных школ, зачистки Окраины и признания избыточно имплантированных людей полноправными гражданами Конфедерации термин «боевой мнемоник» не исчез. Было создано специальное подразделение флота, куда на обучение попадали дети уже состоявшихся мнемоников и кибрайкеров.
Нетрудно понять: несмотря на изменение методик обучения, боевые мнемоники Конфедерации неизбежно унаследовали частицу противоречия, до поры дремлющую в душе и сознании каждого из них…
* * *
Реакция Вадима на приближение нескольких десятков механоформ была мгновенной.
Его рассудок, по-прежнему ищущий точку опоры в пошатнувшемся мире, внезапно начал манипулировать реальностью, видоизменяя ее на уровне энергий.
Он защищался, избрав тактику превентивного удара.
Механизмам оставалось пройти несколько десятков метров, когда сигнатура одного из них исказилась, а затем начала приобретать характерные признаки энергетической матрицы доминатора.
