Книга Живописец [= Жена иллюзиониста ], страница 5. Автор книги Наталия Орбенина

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Живописец [= Жена иллюзиониста ]»

Cтраница 5

– Ну что же вы, Машенька, ничего не кушаете? – Из сладостного оцепенения девушку вывел голос Евдокии Осиповны. – Вы уж маменьку свою не слушайте, кушайте на здоровье!

– Да ей твои разносолы в рот нейдут, пока Мишеньку своего не увидит! – пошутил старый Колов.

Маша посмотрела на него с улыбкой. Наверное, и ее Мишенька будет вот таким же, когда они проживут вместе много-много лет.

– Скоро, скоро прилетит твой сокол! Да вот и он! Легок на помине! – Старик поднял высохший палец.

Через несколько мгновений вошел Михаил.

– Миша, сынок, ты сегодня позднее обычного! – заохала мать. – Мы уж заждались! Самовар по второму разу кипятили!

– Коли заждались, так больше ждать не будем ни секунды! Поздравляю, вас маменька! – воскликнул Михаил, чмокнул мать в лоб и, потирая руки, двинулся к столу. – А я вижу, вы тут уже почаевничали? – Он кивнул в сторону початой бутылки красного сладкого вина.

– Да, пригубили за здоровье именинницы, – проворковала Елизавета Дмитриевна, бросив на дочь настороженный взгляд.

Маша, уже хорошо изучившая своего жениха, тотчас же уловила, что что-то неладно. Чаепитие продолжалось. Братья Михаила Ганя и Даня быстро поглощали угощения, уткнувшись носами в тарелки. В присутствии Маши и ее матери их так и подмывало закричать дикими голосами нечто вроде «Тили-тили-тесто, жених и невеста!», сделать неприличную мину и убежать прочь с двусмысленным хихиканьем. Они и раньше не могли спокойно сносить пребывание в их доме молоденькой барышни. И не пытаясь постичь правила французской грамматики, они разглядывали ее ноготки, когда она водила пальчиком по книге. Таращились на пуговки платья, облегавшего высокую грудь. Жадно смотрели вслед, пытаясь уловить очертания бедер и щиколоток. В гимназии по рукам ходили неприличные снимки. Ганя и Даня изучили их и теперь не могли и думать ни о чем ином. Манящая и неизведанная девичья красота, разговоры о женитьбе старшего брата повергли их в совершенно неописуемое состояние. Они уже сто раз обсудили, как это будет, когда Маша станет жить с ними в одной квартире, расхаживать по дому, как мать, в раскрытом капоте или ночной рубашке с распущенными волосами.

– Даня, – злое шипение прервало сладостные грезы, – ты опять закапал скатерть вареньем! Какой же ты олух царя небесного!

Преступник замер с открытым ртом, и быть бы ему сегодня битым, но в это время рассерженная мать переключилась на беседу между старшим сыном и его невестой.

– Постойте, я ничегошеньки не понимаю, что ты такое сейчас сказал?

– Я, маменька, сказал, что придется в ближайшее время мне вас покинуть и, видимо, надолго. Уходим в море, в поход. Ученья.

– Но как же так, какой такой поход? – Маша отодвинула чашку с такой силой, что чай выплеснулся, но, слава Богу, только на блюдце, а не на скатерть. – Какой такой поход, ведь нынче войны-то никакой нет?!

– Маша, милая, военный человек не свободен в своих действиях. Есть приказ, его не обсуждают, а выполняют! К тому же моряк и в мирное должен время готовиться к встрече с противником. Надо всегда быть наготове, вот поэтому и ученье, поход. Я же рассказывал тебе о броненосцах в составе Практической эскадры в Балтийском море. Вот на таком новом пароходе я и буду плавать в финских шхерах. «Князь Пожарский» называется. Эскадра должна отрабатывать маневры, слаженность действий. Будут минные учения, артиллерийские стрельбы.

– Но ведь нет же никаких противников! – Маша чуть не плакала.

– Как это нет? Да их пруд пруди, всяк норовит России пакость сделать, – с пафосом произнес Колов-старший. – Только их, супостатов, надо всегда на прицеле держать. Вот, к примеру, германец коварный, нет ему веры.

– Как же так, а ведь у нас императрица немка? – искренне подивилась Евдокия Осиповна.

– Вы все путаете, – вмешался в разговор Ганя. – Это невеста наследника немка, а императрица, так та из Дании!

И Ганя обвел присутствующих торжествующим взором, гордясь своими познаниями в отечественной истории. Маша в другой раз, может быть, и порадовалась бы за своего ученика, да только теперь ей было не до того, она думала о грозящей разлуке с возлюбленным.

– Ах Боже мой! Ну так прежние все были немки! – продолжала упорствовать Евдокия Осиповна.

– Э, тут тонкости высокой политики, тут шире брать надо! Монархические браки – это одно, а интересы Отечества – совсем другое дело! – И Яков Михайлович изготовился прочитать несведущим дамам лекцию, так как частенько проводил время, погрузившись в газетные новости.

– Нет-нет, постой, ради Бога! К чему сейчас это! – замахала на мужа руками супруга. – Миша, скажи толком, что за поход?

– Ну что вы, в самом деле, так все всполошились! Обычное дело, служба! В Балтийское море выйдем, Выборгский залив, Транзундский рейд, впрочем, вам это ни к чему. Да и ненадолго, месяц-другой. – Михаил пытался выглядеть бодрым, однако по всему было видно, что его самого гнетет предстоящая разлука. – Ведь что важно для человека, находящегося далеко от дома, среди холодных волн, чтобы его любили и ждали. Ждали, несмотря ни на что. И тогда через эту любовь ему все будет нипочем!

– Я буду ждать тебя и любить! – прошептала Маша и, не стесняясь присутствующих, бросилась в объятия жениха.

– Вот вам и подарок к именинам! – расстроено протянула Евдокия Осиповна.

– Как это некстати! – с досадой заметила Елизавета Дмитриевна, подразумевая и Мишину новость, и шкодливую кошку, которая, воспользовавшись всеобщим расстройством, все-таки взобралась к ней на колени и вцепилась когтями в складки платья.

Глава четвертая

Михаил Яковлевич уже почти три недели находился в море. В первые дни разлуки Маше казалось, что она умрет от тоски. Облегчения приносили лишь письма возлюбленного. Поначалу Колов писал часто, потом письма стали приходить все реже, а теперь уже неделя миновала, а все нет ничего. Да и откуда им приходить, из пучины морской? Нептун, что ли, в роли почтальона выступит, утешала себя девушка. Покуда у берега стояли, вот и удавалось весточку передать, а теперь, видимо, в открытом море разве что ветер принесет воздушный поцелуй! Она уже не один раз перечитала каждое из писем, находя между строк все новые, незамеченные ею ранее, признаки любви. Жених не отличался многословием, чувства свои выражал скупо, точно отмеривал по капельке, но как она ценила эти строки, угадывая за ними движения губ, выражение глаз! В ответ она посылала целые оды, пылкие поэмы, не стесняясь своих чувств и не скупясь их изливать на возлюбленного.

И все же, как тревожно, что нет никаких вестей. Это неприятное чувство поселилось где-то в желудке и подползало, как тошнота, всякий раз, когда Маша думала о Колове. А думала она о женихе почти постоянно, и неотступная тревога грызла ее изнутри. Маша зачастила в Никольский собор. Пылко молилась Николе Угоднику, покровителю плавающих и путешествующих, прося уберечь ее дорого Мишеньку от всяческих напастей, ведь в море чего только не бывает. Ее молитва сливалась с молитвой священника, с пением, разносившимся под величественными сводами с хоров, и всюду в ликах святых ей чудился облик любимого человека.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация