— Еще раз. Она задрожала.
— Стефан.
— Чудесно. — Его рука скользнула по талии. — Вы чудесны.
Чувствуя, что вот-вот упадет, Софья ухватилась за отвороты его камзола.
— Почему вы так себя ведете? — Голос сломался на середине фразы.
Его пальцы неспешно прошлись по краю лифа, оставляя за собой цепочку горячих следов, рассылая по всему телу тысячи тревожных сигналов.
— Потому что я должен знать.
— Знать что? Его рот проложил тропинку вверх по шее.
— Такая ли гладкая у вас кожа, какой я ее представлял. — Он уткнулся во впадинку за ухом. — Пахнут ли ваши волосы жасмином. — Губы двинулись дальше и ниже, по щеке, к уголку рта. — Такие ли сладкие у вас губы, какими они кажутся.
— Вы не можете…
Он перебил ее самым дерзким, самым бесстыдным образом — впился в ее губы обжигающим поцелуем.
Дыхание застряло где-то в горле, и сердце позабыло о своих обязанностях. Губы раскрылись, как раскрываются ворота побежденного города. Ее целовали многие, а некоторые даже демонстрировали присутствие каких-то навыков. Но никогда еще столь простая ласка не прожигала ее насквозь, не сносила все выставленные преграды с такой легкостью.
Губы пахли виски, как будто он хлебнул перед тем, как войти в ее комнату, а язык, ворвавшись в ее рот, исполнял там некий эротический танец. Голова уже кружилась, дурманящий мужской запах пьянил, а проворные пальцы по-хозяйски тискали грудь.
Ее трясло, а губы охотно подчинялись его губам, не желая противиться навязываемому им ритму. Именно этого она и хотела с того самого момента, когда впервые увидела герцога Хантли.
Где-то в глубине ее естества распускался бутон наслаждения, и его лепестки рассылали волны удовольствия по всем направлениям, во все, самые далекие точки.
Все утро она готовила себя к противостоянию, к отражению неизбежного штурма. Все утро она расхаживала по комнате, убеждая себя, что ее не может тянуть к герцогу, что никаких причин для этого нет, что она все придумала. Все утро она напоминала себе, что не может и не должна позволять ничего такого, что отвлекало бы от главной цели.
И вот она уже тает в его объятьях, не успев как следует разложить вещи.
Упершись обеими руками в его грудь, Софья отвернула лицо от обжигающих поцелуев.
— Нет… нет… это слишком…
— Что?
— Слишком опасно.
Он слегка отстранился и посмотрел на нее потемневшими от желания глазами.
— Боитесь?
Сердце колотилось, колени дрожали, но она знала, что страх тут ни при чем.
— Нет… хотя и следовало бы… Щеки ее горели, глаза затуманились.
— Вас ждет в России любовник? Она напряглась — какой грубый вопрос.
— Конечно нет.
— Поверьте, вы вовсе не шокировали бы меня признанием. Вы — воплощение соблазна, устоять перед которым способны немногие мужчины.
— Только потому, что моя мать… Стефан нахмурился, и она не договорила.
— К вашей матери это не имеет никакого отношения.
Софья выскользнула из объятий и, прижав руку к животу, где творилось что-то непонятное, настороженно посмотрела на герцога.
— Пожалуйста, ваша светлость, служанка вот-вот вернется.
— Называйте меня Стефаном, — напомнил он.
— Хорошо. — Она раздраженно выдохнула: — Стефан.
Сдержанно поклонившись, герцог повернулся к двери, и Софья вдруг поняла, что упускает отличный шанс.
— Ваше… — Он обернулся, и она, наткнувшись на суровый взгляд, торопливо исправилась: — Стефан…
— Да?
— Надеюсь, вы не будете возражать, если я осмотрю ваш чудесный дом?
Невинная просьба, вполне естественный интерес, но его что-то насторожило. Что? В какой-то момент герцог напомнил ей… кого?.. Заметившего добычу хищника?
— С удовольствием составлю вам компанию перед обедом.
— Спасибо, но… — Она прокашлялась. — Мне не хотелось бы отвлекать вас от дел. Если вы не против, я справлюсь сама.
Он медленно склонил голову в знак согласия:
— Как пожелаете.
Дверь за ним наконец закрылась. Софья без сил опустилась на край кровати и закрыла лицо руками. Ее все еще трясло, как будто тело, не получив желаемого, затаптывало разгоревшийся пожар.
— Матушка, во что вы меня втянули? — прошептала она, качая головой.
Выйдя в коридор, Стефан остановился. Желание еще гудело в крови, разносившей его, как ветер разносит лесной пожар.
Проклятье.
Он зашел к ней нарочно, рассчитывая застать врасплох. Не бог весть какой хитроумный план, но задумка удалась. Она выдвигала ящики трюмо и явно что-то в них искала. Что-то спрятанное — по крайней мере, так она считала — в Мидоуленде.
Но что? Ответа у него не было.
А уже через пару секунд все мысли вылетели из головы.
Софья стояла у кровати, окруженная ароматом жасмина, и он, словно отведав приворотного зелья, забыл обо всем на свете.
Если бы она не оттолкнула его, он овладел бы ею прямо там, в комнате, на той кровати под балдахином.
Надо было так и сделать. Дать волю страсти. Выплеснуть все то, что ревело, бушевало и требовало выхода.
— Сэр. — Знакомый голос дворецкого произвел такой же эффект, как если бы его бросили в замерзающее озеро.
Волна вожделения схлынула — хотя Стефан и не сомневался, что она вернется и не уйдет, пока он не подомнет под себя эту русскую гордячку, — и ему даже удалось натянуть непроницаемую маску собранности и деловитости.
— Да, Гудсон? Что у вас?
— Может быть, и ничего, сэр, но я подумал, что вам стоит знать.
— Что?
— Бенджамин поймал двух разбойников в роще к югу от дома.
— Браконьеры? — нахмурился герцог.
Гудсон развел руками.
— Они утверждают, что остановились в ближайшей деревне и просто любовались окрестностями.
— Вооружены?
— Да, сэр. По словам Бенджамина, говорили с каким-то странным акцентом. — Дворецкий выдержал многозначительную паузу. — Определенно не французским.
Стефан сжал кулаки. Иностранцы. Уж не связаны ли как-то с Софьей?
Нужно выяснить. А сделать это можно только одним способом.
— Пусть Бенджамин сходит в деревню и разыщет там этих чужаков. Хотелось бы знать, где они остановились.
Гудсон кивнул и, поворачиваясь, мельком взглянул на дверь.
— Что с мисс Софьей?
— Ею я займусь сам. Слуга неодобрительно нахмурился:
